(некоторые устные и письменные источники об о. Палладии)
Русское старообрядчество как религиозное и культурное народное движения во все времена привлекало внимание историков, этнографов, деятелей культуры. За три с половиной века своего существования старообрядчество разделилось на два основных течения – поповцы и беспоповцы, последние же, в свою очередь, распались на множество толков и согласий. Эта интереснейшая история – тема отдельного и долгого разговора, а в рамках этой статьи хотелось бы обратиться только к старообрядцам Тувы часовенного согласия, которые почти полтораста лет компактно проживают в верховьях Малого Енисея.
По сравнению со староверами других толков, считают историки исследователи старообрядчества, часовенные отличаются более крепкой верой, независимостью, строгим соблюдением традиционных обычаев и обрядов, идущих из допетровской Руси, а также более выраженным стремлением отгородиться от «падшего мира», не смешиваться с «мирскими», изолировав себя от светской мирской жизни.. Отсюда и отдаленность их поселений, и в основном мононациональный и почти моноконфессиональный состав населения их сел и деревень.
возможно, заброшенный скит, наши дни 
То же наблюдется и в Туве, в старообрядческих деревнях и поселках Бельбей, Шивей, Эржей, Сизим, Ужеп, Чодуралыг и др. Есть на территории Тувы в еще более отдаленных от людей мест горно-таежного Верховья и старообрядческие скиты-монастыри, отдельные поселения из 2-3 домиков, населенных монахами и послушниками. Сами насельники называют их «пустынями». Образ «пустыни» — земли святой и чистой — вошел в состав высших ценностей в сознании старообрядцев, он воспет в их духовных стихах.
Изредка в глуши тайги встречаются отдельные отшельнические поселения в Верховье Енисея и Тодже, на которые иногда случайно набредают охотники.
Все это говорит о том, что среди старообрядцев часовенного согласия сохраняются устои крепкой веры и традиционное для старообрядцев беспоповцев мировоззрение. Независимость от властей и желание до минимума сократить контакты с внешним миром, который, по мнению старообрядцев, еще со времени реформ Никона находится под властью антихриста, не смешиваться с ним, — таковы причины столь необычного поведения старообрядцев даже в наше время, в XXI в. Их дети ходят в светскую школу, для своего жизнеобустройства староверы Верховья используют солнечные батареи, вездеходы, мобильные телефоны, прочую технику и современные приборы. И эти новшества в повседневной жизни спокойно сочетаются с истовой верой в Бога, в конец света, трепетным отношением к иконам и старинным церковным книгам, старым обычаям и обрядам, с длительными постами и многочисленными ограничениями и запретами в обыденной жизни.
Объяснить это можно целым рядом причин, связанных уже с историей проживания старообрядцев на территории Тувы. За плечами у монахов пустынников и истово верующих староверов и аресты, и высылки за пределы Тувы, которая стала для них родиной, и погромы скитов, и отчаянное сопротивление натиску Антихриста (в лице безбожного государства), вплоть до массовых самоубийств в 30-40 гг. прошлого столетия, и отказ от пенсий и других государственных пособий уже в наше время и т.д.
Одной из причин религиозно-моральной стойкости часовенных Верховья, еще сохранившейся в значительной степени крепости старообрядческих устоев, не столь часто встречающейся в других регионах проживания у современных староверов, на наш взгляд, является то, что в течение почти полувека ими руководил знаменитый отец Палладий (в миру – Павел Чунарев). Он и при жизни (умер в 1970 г.) был уже личностью легендарной в среде староверов Тувы, авторитетом среди верующих обладал непререкаемым, его жизнеописание имеется в трехтомном Урало-Сибирском патерике [1] , который, к сожалению, еще не опубликован и поэтому для цитирования недоступен. Однако и имеющиеся в нашем распоряжении источники, письменные и устные, позволяют составить определенное представление об о. Палладии как человеке и духовном лидере местных старообрядцев. Из источников о нем можно выделить основные:
- Отец Палладий в художественно-документальной прозе местного писателя А. Емельянова;
- Он же в научных и научно-популярных произведениях академика Н.Н.Покровского.
- Устные источники — собственные полевые материалы автора, собранные во время работы со старообрядцами Верховья, и воспоминания о встрече с о. Палладием, записанные от жительницы с. Сизим А.О. Стариковой студенткой ТывГУ.
Обратимся сначала к изображению о. Палладия в художественно документальных и публицистических произведениях А. Емельянова.
Атеистическая пропаганда длительное время была одним из основных видов деятельности Емельянова. Как работник идеологического отдела обкома КПСС и лектор он объездил все уголки республики с лекциями на антирелигиозные темы. Феномен старообрядцев с их стойкой верой и упорством в следовании старинным обычаям и обрядам, патриархальными отношениями в семье и быту не мог не привлечь его внимания, тем более что у него всегда была склонность порассуждать на морально-нравственные темы. Кроме того, он основательно поработал в архивах, т.о. данную тему автор знал достаточно хорошо.
Однако, кроме обычного человеческого интереса к «живой старине» в виде живущих по законам отцов и дедов староверов, Емельянову нужно было и при встречах с ними, и изображая их в своем творчестве, выполнять миссию активиста-пропагандиста, воинствующего атеиста, т.е. соцзаказ, что он и делал устно и письменно, увы, зачастую вопреки художественной и жизненной правде.
Теме старообрядчества посвящены две его книги: «От мира не уйти» (Кызыл., 1978 г.; переиздание 1984 г.) и «Староверы» (1991 г.).
Истово верующим людям, готовым даже за свою веру принять смерть, как это было в Верховье в 30-40 годы ХХ в., писатель внушает, что их вера – это «болото беспомощности и невежества», что с уходом из жизни старшего поколения исчезнет и старая вера, а молодежь будет жить «как все». Больше всего от автора достается монахам-наставникам: в результате «порочного влияния» и «подстрекательства» этих «приспособленцев» верующие люди шли на самоубийства, а сами они от властей «бегали по тайге», спасая свою шкуру. Особенно много таких жертв, по мнению Емельянова, на совести у о. Палладия, который благословлял на самоубийства.
Кстати, в Рукописном фонде ТИГИ имеются воспоминания Евлампия Паздерина, всю жизнь прожившего среди староверов Верховья, а впоследствии порвавшего с верой (д.503, 714; фонд фольклорный, т.234, д.952, 954). Автор воспоминаний свидетельствуют о том, что о. Палладий никогда не был сторонником самоубийств и не поощрял их, хотя и среди его родственников также были самоубийцы. В частности, его брат Панфил во время ареста в глухой тайге бросился в незамерзающий порог Малого Енисея. Этот порог даже на советских картах именуется Панфилов.
Встречался А. Емельянов и с отцом Палладием. Как сумел воинствующий атеист проникнуть в скит и вызвать на длительный разговор умного и осторожного духовного лидера местных старообрядцев, попасть к которому было не просто? Надо полагать, что гость не убеждал хозяина, что «Бога нет» и молится монах ему совершенно напрасно. По Емельянову, старец Палладий – это «невзрачная фигура», «старик с засаленными черными прядками волос», «в засаленной шапочке-камилавке с грязноватой темно-красной каймой».
Никаких запоминающихся высказываний из долгой беседы автор не приводит, вокруг о. Палладия видит самое заурядное окружение, читателю совершенно непонятно, на чем держится авторитет этого человека среди верующих Верховья уже многие десятилетия. В общем, образ создан с целью развенчания постаревшего и ослабевшего духовного лидера, имевшего когда-то славу харизматической личности.
В целом же, читающая публика Тувы, не имея другой информации о местных старообрядцах, судила о них и их мире по книгам А. Емельянова. В республиканском театре был даже поставлен спектакль по мотивам книги А. Емельянова о старообрядцах Тувы «От мира не уйти».
Почти в эти же годы, что и А. Емельянов, с о. Палладием встречался ученый религиовед Н.Н. Покровский, который приезжал в Туву с археографической экспедицией в поисках редких старинных книг. И примерно в те же годы, что и у Емельянова, двумя изданиями вышла в свет книга «Путешествие за редкими книгами» (М., 1984 г.; М., 1988 г.). Первая глава этой книги была посвящена старообрядцам Тувы и содержала много любопытнейших и остроумных наблюдений автора над жизнью местных старообрядцев. Однако книга эта никакого резонанса в Туве не получила.
Археографическая экспедиция в Туву в 1966 г., которую возглавлял Н.Н. Покровский, с успехом справилась со своей задачей – поиском редких старопечатных и старо-письменных книг. Обнаружены были и доселе науке неизвестные сочинения авторов-старообрядцев, что стало настоящим открытием для ученых. И все это стало возможным благодаря бесконечно почтительному, уважительному и любовному отношению к старым религиозным книгам одного человека, который не только собирал, перечитывал и держал в образцовом порядке свое сокровище-библиотеку редких книг в несколько сотен, но и реставрировал эти книги, делал новые переплеты, в точности копирующие изношенные старые, и переписывал их. Встреча двух знатоков редких старинных книг состоялась, и вот как описывает ее Н.Н. Покровский.
«Встретивший нас хозяин пустынножительной заимки не был поражен нашим визитом… Несмотря на безлюдность местности весть о нашем появлении прибыла сюда на несколько дней раньше нашей пешей группы.
Сквозь приветливость встречи проглядывал не только интерес к свежим людям… Мы скоро почувствовали отработанный ритуал приема странников, хотя и редких в этих краях. Несомненно, что главной психологической кульминацией ритуала был впечатляющий эффект демонстрации книжных богатств. Здесь не было и следа робости, столь часто встречаемого страха показать древнюю книгу незнакомым людям. Как раз наоборот: подобный показ не раз уже, видно, служил делу укрепления авторитета этого поселения.
А показать было что! Когда старик подчеркнуто торжественным жестом отодвинул занавеску из ткани, за ней открылись полки, плотно уставленные десятками старинных томов. Здесь почти не было поздних перепечаток – корешок к корешку стояли издания конца XVI – первой половины XVII в. Хозяин явно умел по-своему (но довольно точно) датировать книги и собирал лишь старинные. Все книги – в образцовом порядке. Передавая их мне одну за одной для краткого знакомства (а заодно и проверки, умею ли я определять их названия, назначение), хозяин не преминул напомнить старинное проклятие всем, забывающим закрыть застежки книги после чтения. И впрямь, ни одной оборванной застежки, утерянные заменены новыми, на некоторых из них – недавно нанесенный чеканный орнамент. Оторванные части листов аккуратно подклеены и дописаны знакомым уже почерком. Как вскоре оказалось, почерком хозяина этой библиотеки» [2].
Келья отца Палладия и один из последних крупных старообрядческих скрипториев на территории СССР. 1967. фото Н. Н. Покровского.
Итак, налицо совершенно разная интерпретация образа одного и того же человека почти в одно и то же время и тех же обстоятельствах. Один автор — А. Емельянов — видит в о. Палладии в общем-то заурядную личность, уже утратившую былую активность, боевой дух в отстаивании истинной веры, старца, с его усталостью и недугами, в окружении таких же постаревших матушек-монахинь.
У Покровского же о. Палладий – это полный чувства собственного достоинства проницательный старик, который с тайной гордостью показывает свое главное богатство – прекрасно подобранную библиотеку раритетных книг тому, кто может оценить это сокровище, равному себе знатоку и ценителю.
В монографии «Староверы-часовенные на востоке России в XVIII – XX вв.», написанной Н.Н. Покровским совместно с Н.Д. Зольниковой (2002 г.), Н.Н. Покровский неоднократно возвращается к впечатлившему его образу верхнеенисейского пустынника-старца, излагая эпизоды его биографии, типичной, впрочем, для религиозного лидера в нашей стране, где власть всеми средствами боролась с «опиумом для народа» — религией и ее активными деятелями. В частности, автор пишет, что «отец Палладий арестовывался трижды, но ему удавались побеги (с красноярской пересылки, из пересыльного лагеря под Владивостоком, где погиб О. Мандельштам) [3]. «На красноярской пересылке о. Палладий сумел добиться от начальства разрешения ездить в сопровождении конвойного на Енисей с бочкой за «своей» водой (позднее он воспользовался этим для успешного побега» [4] . «В конце жизни он руководил тувинскими скитами с ведома властей, пообещав, что он не будет больше возражать против службы староверов в армии» [5].
«Отец Палладий, — пишет далее Н.Н. Покровский,- был умелым переписчиком и переплетчиком манускриптов и старопечатных книг. Он владел большой библиотекой этих книг и в 1966 году впервые познакомил новосибирских археографов с урало-сибирской литературой часовенных XVIII – XX вв., которая ранее вообще не была известна науке» [6].
Если принять во внимание, что религиозные книги дониконовских времен для старообрядцев были и святынями, и справочниками во всех затруднительных жизненных ситуациях, а читающий их человек, по народному мнению, приобщался к сакральному смыслу, мудрости этих книг, то становится понятен авторитет знатока книг о. Палладия среди верующих.
Именно его академик называет «знаменитым верхнеенисейским пустынником».
В процессе сбора полевого материала о старообрядцах нам приходилось беседовать с жителями Верховья, хорошо знавшими о. Палладия, встречавшимися с ним. Общее впечатление об их воспоминаниях можно выразить однозначно: несомненное признание заслуг этого человека в сохранении крепкой старой веры, большой авторитет среди жителей Верховья. Иногда даже приходилось слышать о его особых природных, даже мистических способностях, свойственных, по народному мнению, праведным людям: ясновидении, умении по руке видеть судьбу человека и др.
Совершенно неожиданным подарком для нас, интересующихся личностью самого знаменитого монаха Верховья, стали воспоминания жительницы с. Сизим Стариковой Анисьи Осиповны (1938 г.р.) о ее встрече с о. Палладием, произошедшей в середине 1940-х годов. Приведем с некоторыми сокращениями ее рассказ, записанный в 2006 г. студенткой Тувинского университета Е.Г. Керимовой [7].
«Жили мы тогда на Чодуралыге, это место названо от слова черемуха, сколько ее тогда там было… Историю эту мне отец сказывал. Так вот, когда гражданская война началась, гонение на церковь (в России.- М.Т.) жуть какое было.
Здесь, в верховье Енисея, монах один поселился. Он … воевать не захотел, говорил, что это от врагов Родину спасать — героический поступок, а когда брат против брата, то это уже никуда не годно. Так вот и ушел из мира в монахи… Многие сюда, в Туву, староверы от гонений ушли. Тут как-то поспокойней было, не слишком прижимали.
Ну, так вот, монах поселился, отцом Палладием его звали при накрытии, а при крещении Павлом был. Знаете, такой хороший человек, никому зла не делал, жил где-то в горах, его почти никто и не видел. У самого, если даже последние запасы остаются, сам впроголодь живет, но если кто на его келью набредет, то он всегда радушно гостя принимает.
Мы с матерью однажды, когда я еще совсем мала была, пошли в лес по ягоду. Я… от матери убёгла, она звала меня, искала долго, да вот много ли ребенку надо, чтобы заблудиться. Мать домой вся в слезах уж затемно вернулась, наутро решили идти меня искать всей деревней, хотя деревня-то всего из пяти дворов была. Уж не знаю, если б в лесу заночевала, осталась ли живой. Здесь и до сих пор нет-нет медведь пройдет, кабаны тоже не редкость, да и волки рыщут. Ну, а тогда и подавно зверя было много, и он был непуганый… Меня бы точно живую не нашли.
Отец Палладий меня спас, увидел меня, к себе забрал, обогрел, а наутро домой повел. Расплакалась, а идти от него даже не хотелось, такой он был добрый, хороший. Он мне сказки рассказывал на ночь, успокаивал.
Больше я его не видела, а потом, когда коммунисты совсем уж силу почувствовали, то спасу не было и мы книги да иконы прятали. Когда до нас, до самого Верховья, добрались, уж дальше и бежать особо-то было некуда.
…На отца Палладия охота началась, да такая, что не дай Бог. Он раньше хоть выходил припасами запастись, с населением обменивался: мясо добывал да на пшеницу менял, а тут и выйти никак. Кругом его ловят, словно зверя какого-то. Уж и лес прочесывали, даже ловушки ставили, да только, видно, Бог его берег, монаха этого.
Когда вроде все утихло, думали, что всё, бросили его искать. Но не тут-то было.
В деревне у нас Мартушев Федот жил, такой вроде и простой мужик и, казалось, не из партийных. Так вот, он в тайгу все ходил, причем не приносил ни мяса, ни ягод. Рассказывали, что в лесу он однажды нашел-таки келью монаха, тот его приютил. Федот рассказал, что в деревне деду одному плохо очень, что исповедоваться хочет, а некому. Отец Палладий, хоть и говорил, что не достоин он, но Федот его уговорил, видно. А в деревне его арестовали. Набожности у Федота ни грамма не было, обманул он, ему за это ружье пообещали.
Отца Палладия через несколько месяцев отпустили…
Вернулся отец Палладий, ему строго-настрого запретили молодежь к вере приучать. Велено было, чтобы он в деревне жил и рясу не носил. В деревне он жить не остался, в горы ушел и от веры не отказался. Но преследовать больше его не стали, да и не нашли б, наверно, горы в здешних местах крутые да и лес кругом.
Сейчас много времени прошло с тех пор, но в верховье Енисея монахи живут. Сами всю работу делают, без света, без техники и в деревню не приходят, а коли кто к ним забредет, то примут радушно».
Итак, из разрозненных и фрагментарных доступных нам письменных и устных источников об отце Палладии тем не менее выступает весьма неординарная личность, ставшая персонажем документальных письменных сочинений и героем народных устных рассказов. Как видим, авторское видение, особенно если автор выполнял по роду своей профессиональной деятельности социальный заказ, как это было у А. Емельянова, может сильно расходиться с трактовкой этого образа и ученым, знатоком старообрядцев и их культуры, и народными представлениями, отразившимися в отдельных высказываниях наших информантов об этом человеке и рассказе А.О. Стариковой.
Память об отце Палладии, о его духовном подвиге выживания в экстремальных условиях, когда монахов-пустынников отлавливали как диких зверей, а позже как о добром, мудром старце, живет среди старообрядцев Верховья и спустя сорок лет после его смерти. Его жизнь, его образ, воспоминания о нем – пример того, как со временем появляются в народе легенды и устные рассказы, в основе которых лежит фольклорный идеал старца-пустынника, аскета, мудреца и праведника.
М.П. Татаринцева
А.А. Стороженко
«СТАРООБРЯДЦЫ ТУВЫ: РЕТРОСПЕКТИВА И СОВРЕМЕННОСТЬ»
СБОРНИК НАУЧНЫХ СТАТЕЙ
Литература и примечания
[1]. См об этом: Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России XVIII-XX вв. М., 2002. С. 314.
[2]. Покровский Н.Н. Путешествие за редкими книгами. М., 1984. С. 20-21.
[3]. Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Указ.соч. С. 465. 125
[4]. Там же, с. 98.
[5]. Там же.
[6]. Там же.
[7]. РФ ТИГИ, фонд фольклорный, т.309, д.2211.
