Выживают и вживляются в ткань русского языка лишь те слова, которые понятны и выходят за рамки носителей сленга

«Ржунимагу» безнадежно устарело. Это давно уже «кринж» у «годноты» и «эпиков», которые «орут» от таких хештегов. «Инфа» — «сотка».

Не поняли ни слова? Зато для юных обитателей соцсетей эти выражения не представляют никакой сложности. Медленно, но верно новый сленг уже добрался до улицы, телевизионных сериалов и ток-шоу. Так что нет ничего удивительного в том, что «новоязом» заинтересовались и филологи.

Не так давно лингвисты Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН (ИРЯ РАН) представляли студентам факультета журналистики МГУ исследование «Новояз хейтера». И получили несколько резких отповедей.

читайте также: О термине «РАСКОЛЬНИК»

ПЫТКА ЧУВСТВОМ ЮМОРА

— Вы, наверное, только привыкли к «ржунимагу», а оно уже устарело и трансформировалось в «лол», — объясняла ведущий научный сотрудник сектора теоретической семантики ИРЯ РАН Ирина Левонтина, желая подчеркнуть скорость развития «новояза».

— Это вы опаздываете, — поправили ее сразу несколько студентов со средних рядов аудитории. — «Лол» давно перекочевало в «кек», но круче говорить «рофл» или «рофлить».

— «Рофлят» уже не очень, оно постепенно отходит, — подключились к разговору студенты с галерки, — а «лол» вообще лузерство. По делу, ну, или по гамбургскому счету, если ты в теме, то «бодишейм» — вот в точку.

Левонтина чуть не выронила записи и ручку. Она попросила разъяснить новые слова. Относительно быстро разобрались, что «лол» (англ. laughing out loud) — это «смеюсь в голос», «кек» — это имитация звука смешка, а «рофл» (rolling on the floor laughing) — «катаюсь по полу от смеха». Что касается «бодишейминга» (body — тело и shame — стыд), то это высмеивание внешности.

— Ощущение, что это по мне проходятся катком насмешек и вгоняют в такой ступор, что никакой «бодишейм» рядом не стоял. Я даже на пару-другую мгновений забыла, что я — исследователь, — рассказывает о своих ощущениях в тот момент Ирина Левонтина. — Умом понимаю, что именно эта цель носителями «новояза» и ставится: высмеять пожестче, с учетом возможных физических недостатков оппонента. А сама переживаю: вот как можно принизить и даже унизить смехом. Если кто-то не смеется, мол, это его проблемы. «Нет у человека чувства юмора. Что тут сделаешь?»

читайте также: АВОСЬ, НЕБОСЬ И НИЧЕГО

От встречи со студентами «осадочек остался». Да такой, что Ирина Левонтина предложила переформатировать дискуссию. И поговорить о природе агрессии слов или языке хейтеров (от англ. hate — ненависть, отвращение). Так называют тех, кто что-либо яростно отвергает, скрыто или открыто что-либо ненавидит и высмеивает. По наблюдениям лингвистов и социологов, число людей, использующих подобный сленг, давно вышло за рамки субкультуры и социальных сетей. И уже вовсю набирает обороты относительно новое явление коммуникации — хейт. Хейт, или хейтерство, — это жесткий язык «приколов» или шуток с оттенками осуждения, унижения и даже буллинга (словесные оскорбления и запугивание).

КАК ОСТАНОВИТЬ «ХОЛИВАР»?

Хейт, как и забытый «олбанский» язык, родом из одного и того же источника — Интернета. Но если «олбанский» кочевал по Сети и претендовал на глобальный интернет-«эсперанто», то хейт изначально локализовался: его средой обитания стали социальные сети и YouTube. Это давние и неиссякаемые источники англицизмов, аккумулирующихся в подростковом сленге, который стремительно перерождается в хейтинг. А хейтинг стремительно молодеет. Так, по данным Фонда развития Интернет, в 2018 году среди тех, кому было 4–6 лет, Интернетом пользовались 39 процентов (при помощи старших) против 21 процента в 2014 году. А среди тех, кому в 2018 году исполнилось 8–11 лет, Сетью пользовались 56 процентов против 37 в 2014-м. При этом градация негатива в Сети в 2018 году выглядела так: нецензурная лексика — 37 процентов, троллинг (провокации) — 52 процента, киберунижения или травля — 55 процентов, кибербуллинг (видео с издевательствами) — 69 процентов. Однако в 2019 году лидером контента стали киберунижения — 57 процентов (кибербуллинг снизился до 51 процента).

читайте также: СИБИРСКИЙ СТРОЙ

Рост показателей киберунижений произошел в основном за счет детей и подростков, предпочитающих в сетевом общении использовать «свой» язык. Так, популярный видеоблогер 14–25 лет хотя бы с сотней тысяч «сабов» (от англ. subscriber — подписчик) позиционирует себя уже не как видеоблогер, а как «инфлюенсер» (от англ. influence — влиять). У него уже не зрители-слушатели, а «фолловеры» (последователи) и хейтеры (злые критики). Последние, по сути, тоже последователи, только их посты и комментарии полны ненависти, которая в их случае является принципом коммуникации. Для них «пост» — это оскорбление, а зажигательный «холивар» (от англ. holy war — священная война) — это норма общения и признак «годноты» («сносной критики» или «чела» — человека в теме).

Ставка на «холивары», дающие до 50 процентов негатива в Сети, ведет к росту интернет-травли как к одному из самых распространенных способов «полемики» в социальных сетях. От травли чаще страдает молодежь до 23 лет и даже дети 8–9 лет. Причем втягивание в такого рода «продвинутый» стиль общения выглядит как поиск своего языка и мыслей. Например, трендовое словечко «флексить» (англ. to flex — сгибать, шевелить, изгибать) сначала толковалось как умение стильно и ритмично двигаться под музыку. Но «годнота» и «эпики» (крутой «чел») вкладывают в него иной смысл: хвастаться или «понтоваться». Самые непримиримые и вовсе практикуют жесткую насмешку — «угорать» над кем-то или чем-то.

По такому же пути развивается и терминология геймеров. Их слова все чаще начинают обозначать предметы и явления, не связанные с компьютерными играми. Например, изначально «кАтка» — обозначение раунда в любой игре-«стрелялке». Сейчас «катка» на языке хейтера — любая деятельность, ограниченная по времени, будь то контрольная по физике, экзамен или футбольный матч. Если все прошло легко — «катка изи», если с трудностями — «катка потная». «Тащер» — опытный игрок, «рак» — неопытный, «тима» — команда.

читайте также: КУДА УХОДЯТ «КЛЁВЫЕ» СЛОВА

«Катка потная», «тащер», «парить» (то, что делают «вейперы») или «зашквар» (угроза драки или стресса) вплотную примыкают к блатной лексике и ею питаются. Так, жаргонизм «зашквар» в тюремной среде означает вступить в контакт с «опущенным», взять его вещи или занять место на нарах, то есть оскверниться. Но и в подростковой хейтерской среде «зашквар» — это что-то позорное. «Зашквар» в понимании хейтера грозит подмоченной репутацией. Чтобы этого не произошло, носитель хейта, начиная с шуток с оттенками осуждения и унижения, переходит в наступление — троллинг, киберунижения и буллинг.

— Пока механизма санкций против словесных оскорблений и киберунижений нет. Правит бал безнаказанность, — считает ведущий аналитик РОЦИТ Урван Парфентьев. — Максимум — «забанят» аккаунт агрессора. А папаша даже ремня дать нарушителю не может. Тут же прибегут опека, прокуратура.

Как полагает Парфентьев, решение проблемы киберунижений должно идти по нескольким направлениям. Во-первых, внедрение критериев позитивного контента, который крепится на неприкосновенности личной жизни. Во-вторых, применение закона, который еще надо превратить в работающий механизм.

А Ирина Левонтина призывает обратить внимание не на механизм наказания, а на причину проблемы: используя «свой» язык, подростки хотят отгородиться от мира взрослых. Так происходит в любом разделенном сообществе. Кроме того, мир меняется так быстро, что в какой-то момент молодежи просто не хватает средств для выражения новых смыслов и явлений.

— Я бы для начала рекомендовала родителям попытаться уяснить смысл пугающей абракадабры хейта и не бояться говорить с детьми на их сленге, — считает Ирина Левонтина. — И только после этого решать проблему очевидной обособленности общества, которая провоцирует рост агрессии подростков и их языка.

ЧСВ ХАМА

Ирина Левонтина подчеркивает еще две тенденции «переваривания» подростками слов — как англицизмов, так и устоявшихся русских. Первая из них — интуитивное укорачивание слов («падик» — подъезд, «варик» — вариант), вторая — тяга к «фене».

Например, «шняга» пришла из жаргона полукриминальных торговцев. Раньше она означала дешевый наркотик, теперь — ширпотреб, вещь без бренда, попадание в ситуацию или явление «ниже плинтуса». Сокращение слов также приобретает оттенки уголовной «фени»: «жиза» (жизнь), «кипиш» (от еврейского «хипес» — искать) — в воровской среде это ограбление клиента во время его визита к проститутке. Теперь у молодых людей «кипиш» — охранник в школе, ночном клубе, в торговом центре. «Пэпс» — сотрудник ППС, «кульно» (от англ. cool — крутой, клевый) — уже не круто, а обычно, «устар» — сокращение от «устарел».

читайте также: Как выживают русский язык в «нашей Раше»

— Я услышал слово «варик», когда двое подростков из Пскова обстреляли полицейских и покончили с собой. «Вариков — ноль» — одни из последних слов их СМС-переговоров, — говорит доктор психологических наук, профессор Московского государственного психолого-педагогического университета Владимир Кудрявцев. — Это лишь один из косвенных примеров роста агрессии в обществе. Особые слова лишь оттеняют ее приспосабливаемость под меняющиеся запросы. Вспомните, как мы умилялись брутальному юмору в КВН и Comedy Сlub? Уже многие актеры и целые команды «юмористов» сделали на шутках-прибаутках с позиции высмеивания и принижения оппонента телевизионную или концертную карьеру. Бесследно для языка и общества, их психологического самочувствия такие «юморные» вбросы агрессии не проходят. Агрессия — это психическая энергия, направленная ее носителями во внешний мир. А заряд агрессивной психоэнергии не выплескивается в созидание. Он действует на оппонента как грубая сила, разрушающая ткань шутки хамством. Так, тот, кто использует сильные слова по отношению к оппоненту, чаще становится больше не шутником, а хамом. Эти люди шутят с позиции силы, чтобы показать свое превосходство, осознавая свою безнаказанность.

Владимир Кудрявцев убежден, что язык хейта — это пример мутирующего хамства. Оно проступает в языке хейтера как вид психологического насилия над собеседником. Источник хамства заключается в готовности и способности одной из сторон унизить другую в ситуации, когда изначально ожидается взаимное уважение. А чувство безнаказанности, особенно в Сети или в телевизионных ток-шоу, у хама возникает потому, что его жертва «испорчена» воспитанием: нормальный человек просто не в состоянии переступить через установленные в обществе правила поведения.

Вот только уступчивость и воспитанность для «няшки» («отстой» — отставший от жизни человек, решивший тряхнуть стариной) оборачивается тем, что он, в понимании хейтера, оказывается без «ЧСВ» — чувства собственной важности. И удел «чела без ЧСВ», как считает хейтер, «воркать» (работать), а хейтера — его «триггерить» (задевать за живое) или «диссить» (унижать), чтобы у жертвы, когда она дотянется до ценностей «ЧСВ», вызвать долгожданный «лойс» (знак одобрения, лайк в Сети). Как, например, дождалась «светская львица» Ксения Собчак. «Она чеэсвэшная, но слишком много о себе думает», — отозвался в Сети блогер Niko на «трешевую» свадьбу «тёти Ксю», устроенную ею в катафалке.

читайте также: Тофалары и сойоты: историко-этнографический очерк

— Свобода эпатировать — поражать особым строем речи и стилистикой языка, чувством юмора, ошеломлять необычным поведением и взглядами — не должна перерастать в свободу оскорблять, — убежден Владимир Кудрявцев. — Однако в случае с языком хейта жесткая манера языка «приколов» все чаще теряет чувство юмора и меры. Она эволюционирует в сторону языка агрессии. Общество вяло защищает себя от попыток «интеллектуальной пауперизации», или обнищания духа, которую навязывают хейтеры-пересмешники. Надо признать, что на их агрессивную манеру существует спрос у той части общества, которая проецирует агрессию. Но и попытки приватизации репутации общественных ценностей — дело, думаю, обреченное на поражение. Субкультура сегодня есть, а завтра — умерла. Хотя недооценивать ее влияние тоже не стоит: она давит пустотой и агрессией, что разъединяет общество.

Лингвисты согласны с психологом в той части, что переоценивать язык хейтера не стоит. Он стремительно обновляется. Выживают и вживляются в ткань русского языка лишь те слова, которые понятны и выходят за рамки носителей сленга. А обыватель, если он не «тётя Ксю», интуитивно шутит понятными словами. Они хотя бы не злые, не давят своим «ЧСВ» и не унижают других.

Твиттер