Культурное влияние Выговской обители было столь велико, что распространялось на все места компактного проживания старообрядцев.
Исторически Фиваидой называли Верхний Египет — родину христианского монашества. Позже так поэтически именовали любое место, известное монастырями, скитами и окружавшей их девственной природой. Своя Фиваида, славная самобытным искусством и ремеслами, была и у русских старообрядцев.
В октябре 1694 года в верховьях реки Выг диакон села Шуньга Даниил Викулин и посадский человек села Поневец Андрей Денисов основали небольшую старообрядческую общину. Она быстро росла и вскоре стала одним из крупнейших по территории и числу жителей старообрядческих поселений. Культурное же влияние Выговской обители было столь велико, что распространялось не только на творчество окрестных крестьян, но и на все места компактного проживания старообрядцев.
Общежительство состояло из Выговского (мужского) и Лексинского Крестовоздвиженского (женского). Женское было основано в 1706 году в 20 верстах от Выговского на берегу реки Лексны. Первыми руководителями пýстыни стали Даниил Викулин и Андрей Денисов, избранный настоятелем (киновиархом). Несмотря на то, что члены общины являлись преимущественно мирянами, жизнь в Выгореции строилась по монашескому уставу — свою «генеалогию» общежительство вело от Соловецкого монастыря. На рубеже XVII–XVIII веков пустынь уже имела обширное хозяйство: пашни, мельницы, скот, морские промыслы и т.п. Благодаря петровскому указу о веротерпимости 1702 года и политическому таланту братьев Денисовых, выговцы заручились покровительством как местных властей, так и ряда влиятельных лиц в Петербурге. Это послужило залогом дальнейшего развития Выгореции, переживавшей в XVIII столетии культурный и экономический расцвет. Фактически на Выгу было создано самоуправляющееся мини-государство — с храмами и скитами, мастерскими и скрипторием, школой и больницами, с гостиницей, пристанью и, что особенно важно, с самобытными литературой и искусством. Последнее включало в себя каллиграфию, живопись, резьбу по дереву, металлопластику, лицевое и орнаментальное шитье, изготовление мебели и предметов быта. Искусство Выгореции являло органичный синтез византийских и древнерусских художественных традиций с элементами стиля барокко. Некоторые исследователи даже говорят об особом, выговском барокко, рассматривая его как «эхо» московского.
«ПЕРЬЯМИ ЧЕРКАЮТ, КНИГИ СОСТАВЛЯЮТ»
Главным искусством для выговцев, безусловно, было книгописание. Примерно к середине XVIII столетия здесь оформилась собственная школа переписки и оформления манускриптов. Качество их отмечал еще писатель и этнограф Павел Мельников (Печерский). В бытность чиновником особых поручений МВД он в 1854 году составил «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», где отмечал: «Лучшими переписчиками считаются поморские, т.е. живущие в скитах и деревнях Олонецкой губернии. Поморское письмо отличается как правильностью орфографии, так и каллиграфическим искусством». По красоте и мастерству исполнения именно выговские рукописи занимают первое место среди большинства славяно-русских книг XVIII–XX веков.
Выговскую школу каллиграфии и миниатюры отличают тонкость и изящество линий, богатство красок и великолепный орнамент, восходящий к столичному придворному искусству последней четверти XVII столетия. К 1760-м годам формируется поморское полууставное письмо. Титулы книг украшались роскошными заставками, в основу которых легли гравированные листы работы известных мастеров Оружейной палаты — Василия Андреева и Леонтия Бунина. Процветало на Выгу и искусство переплета. Из выголексинского скриптория («грамотной кельи») вышли сотни красочных Святцев, Житий, певческих книг и прочих рукописей различных средневековых жанров. Здесь же была составлена летопись обители — «История Выговской пустыни» за авторством киновиарха Ивана Филиппова.
Необычным для того времени был тот факт, что большинство выговских книгописцев составляли девушки и женщины — насельницы Лексинского общежительства (в 1838 году таковых насчитывалось около 200). В сочиненной на Выгу «Псальме выголексинских девиц» пелось:
«Знатныя писицы, всяк в своей светлицы, оне перьями черкают, книги составляют».
Семен Денисов, сменивший на посту настоятеля брата Андрея, составил «Наставления надзирательнице «грамотной кельи» Наумовне». Киновиарх писал:
«В праздности и без дел ни едина бы сестра грамотница да обретается, но все рукоделию да прилежат. А по келиям иным ходити без дела и шататися не попущати. <…> Надзирателнице же со страхом Божиим и ревностию надзирати: да будут в келии вся благообразна, целомудрена и спасителна».
В другом сочинении, регламентирующем работу скриптория, — «Чинное установление о писмах, его же должни вси грамотнии писицы со опасством соблюдати» — говорится:
«Писали бы писицы тщателно, яко Богу служаще».
Выговские книгописцы крайне редко указывали свое авторство, лишь иногда обозначая его инициалами. По всей видимости, это объясняется сугубой монолитностью выговской школы: члены книгописной артели ощущали себя не индивидуальными мастерами, а частичками единого общинного организма. Так, в составе сборника рабочих материалов и черновиков выговского наставника Андрея Борисова сохранились две рукописные тетрадки — их, демонстрируя собственный талант, переписывали 28 «писиц», ставя на полях свои инициалы. Другим интересным документом, касающимся истории выголексинского скриптория, является «Тетрадь рабочих и поминальных записей «грамотной кельи» на Лексе за 1829–1837 гг.». «Тетрадь» дает представление о характере работы «писиц», бумаге и красках, которыми они пользовались, а также о репертуаре создаваемых ими рукописей и лубков. О значении местной «грамотной избы» для русской культуры говорит хотя бы тот факт, что в Поморье она была известна как «Лексинская академия», чьи «выпускницы», грамотницы-начетчицы, рассылались по всей стране.
ИКОНОПИСЦЫ И ЛИТЕЙЩИКИ
Одно из важнейших мест в творчестве выговцев занимала иконопись. Иконописное дело служило им как для удовлетворения собственных нужд, так и для изготовления икон на продажу. Стоит оговориться, что на Выгу отношение к иконописи было чрезвычайно трепетным. Качество местных икон никогда не приносилось в жертву количеству, как то часто бывало в иных иконописных центрах — таких, например, как Палех, Холуй или Мстёра. В начальный период существования общежительства здесь нашли приют вязниковский иконописец Алексей Гаврилов, архангелогородец Афанасий Леонтьев, каргопольцы Даниил и Иван Матвеевы. Все они принесли с собой художественные традиции собственных земель. Уже в стенах обители эти традиции шлифовались, оттачивались и взаимообогащались, претерпевали влияние строгановских и соловецких писем. Так рождался самобытный выговский стиль с его изысканной цветовой гаммой, золотой пробелкой одежд персонажей и тонким, «кудрявым» каллиграфическим письмом. Некоторые образа имеют редкую иконографию, что явилось результатом обширной художественно-археологической деятельности жителей Выгореции. Из подобных икон отметим образ «Всех Святых Российских Чудотворцев». Среди старообрядцев выговская иконопись обрела статус художественного эталона, что способствовало притоку на Выг иконописцев из других регионов, приезжавших сюда для повышения профессиональных навыков.
Особую славу Выгу принесла меднолитая икона, в том числе великолепные эмалевые образцы. Основанная в 1719 году «медница» (литейная мастерская) бесперебойно работала вплоть до закрытия общежительства. Согласно преданию «от отец», медное дело зародилось на Выгу еще в конце XVII столетия, буквально с первых дней существования обители. Тогда же здесь появились литейные формы (матрицы) для отливки икон и створ. Со временем выговцы начали изготовлять собственные формы. Композиционные и иконографические особенности выговской медной пластики связывали ее как с новгородскими изделиями XV–XVI веков, так и с произведениями московских мастеров XVII столетия.
Источники сырья были самые разнообразные. Как правило, его поставляли покровители из приверженцев «древлего благочестия» и дружественно настроенные промышленники. Кроме того, обитатели пустыни и сами были опытными рудознатцами, что весьма ценили местные предприниматели. Творчески перерабатывая древние сюжеты, применяя новые орнаменты, используя цветные эмали и золочение, выговские мастера добились высочайшего художественного уровня своих изделий, отличавшихся практичностью и устойчивостью к механическим повреждениям. Расцвет производства медной пластики на Выгу пришелся на первую половину XIX столетия. Причем среди покупателей местной продукции были не только старообрядцы — да и сегодня она чрезвычайно ценится антикварами независимо от национальности и вероисповедания.
Популярность выговской металлопластики вызвала к жизни многочисленные подражания. Иконы «а-ля Выг» стали отливать не только по всему Беломорскому побережью, но также на Урале, в Москве и в ряде других регионов.
РИСОВАННЫЙ ЛУБОК
Из всех выговских искусств наиболее самобытным и оригинальным является искусство рисованных лубков (настенных листов). Собственно, именно Выгореции оно и обязано своим рождением. Идея рисованного лубка состояла в том, чтобы как можно более наглядно, но в то же время лаконично передать истину «древлего благочестия». Наиболее ранние из сохранившихся выговских лубков относятся к 1750–1760-м годам. Предварительно нанесенный легкий рисунок раскрашивался жидкой темперной краской, обеспечивавшей прозрачность и ровный кроющий тон. Весь процесс выполнялся вручную. Поскольку выговский лубок не знал ни тиража, ни печати, то каждое изделие было уникальным, что придавало ему дополнительную ценность. На лубках мы встречаем как односюжетные композиции («Птица Сирин»), так и многосложные живописные повествования, выстроенные по принципу последовательного рассказа о том или ином событии («Изгнание из рая», «Разорение Соловецкого монастыря»).
Наиболее распространенные лубочные сюжеты — различные назидательные изречения и полезные советы, именовавшиеся «добрыми друзьями» человека: заключенные в орнаментальные круги (овалы) дидактические наставления помещались на изображении древа («О добрых друзьях двенадцати», «Древо разума»). В аналогичных кругах также размещали духовные стихи и песнопения, где соответствующий текст сопровождался крюками (знаками русской средневековой нотации). Особой популярностью среди выговских художников пользовался духовный стих на сюжет библейской притчи о блудном сыне.
Немало настенных листов отражало содержание дидактических рассказов и всевозможных притч из литературных сборников. В них обыгрываются темы утверждения добродетели и предотвращения порока, нравственного воспитания, повествуется о райском блаженстве и адских муках. Из подобных лубков наиболее известна композиция под названием «Аптека духовная» («О врачевании духовнем»). В качестве лекарств на «картине» предстают «огонь божественной любви», «вода от слез», «сито смирения», «корень послушания», «листья терпения», «семя кротости», «цвет чистоты» и «плод добрых дел». Другим характерным изображением этого рода выступает лубок «Смерть праведника и грешника» — композиция листа разделена на две части: на левой стороне лубка изображена блаженная кончина праведника, чью душу бережно держит на руках ангел; а на правой — бесы железным крюком выдергивают душу паникующей грешницы.
Производство лубков на Выгу было органично связано с местной традицией иконной живописи и каллиграфии — один и тот же человек мог рисовать миниатюры, писать иконы и изготовлять лубки. Рисованный лубок вобрал в себя высокие художественные начала древнерусской живописи и примитив народной картинки, что отражалось как в технике, так и в сюжетах. Настенные листы Выгореции — это искусство, в котором духовность допетровской Руси нашла свое новое красочное воплощение. Мудрость «божественных книг» заиграла здесь яркой темперой, золотом и киноварью.
«СЕ ДРЕВО ПРЕСВЯТОЕ»
Среди изготовлявшихся в Выгореции деревянных изделий особое место занимают кресты-голгофы. Помимо резного восьмиконечного креста их композиция включает в себя изображения орудий страстей и всевозможных кириллических букв — сокращенных молитвословий и эпитетов: «ника» (победа), «царь славы», «кхвв» («крест — хранитель всей вселенной»), «бббб» («бич Божий бьет бесов») и т.п. Иногда этот общий минимум дополняется декоративными элементами и архитектурными деталями: цветками, завитушками, колоннами, арками, куполами. Деревянные голгофы могли иметь самые разные функции: они служили иконами, намогильными досками, что вставлялись в надгробия, выполняли роль поклонных крестов. Уходя своими корнями в Новгородско-Псковскую Русь, это искусство стало своеобразным символом материальной культуры Русского Севера. Лаконичность и даже грубоватость предметов, их сдержанная цветовая гамма сочетаются с невероятным богатством заложенной в них символики. Стилистическая строгость и кажущаяся незамысловатость памятников словно перекликаются с суровостью северной природы и столь же призрачной простотой «пустынного жития». Крест-голгофа «распускается» перед искушенным зрителем словно цветок: здесь нет ничего лишнего, ничего случайного — за каждой буквой, каждой деталью стоит целая философия, уходящая вглубь веков.
Интереснейшим явлением в истории искусства Русского Севера была выговская расписная мебель: шкафы и шкафчики-поставцы (низкие шкафы, что обычно ставились на скамью), ящики и филенки. В допетровской России картины на различных предметах интерьера были обычным явлением. Мастера Выгореции продолжили эту традицию. Живопись имела не только декоративное, но и дидактическое значение, приобщая хозяина к христианским ценностям и сюжетам. На выговской мебели мы находим таких персонажей, как райская птица Сирин, единорог — символ целомудрия и чистоты, лев, двуглавый орел, аллегорические персонификации времен года. Также встречаются роскошные растительные композиции и даже целые пейзажи. Местные художники не чурались и новомодных заимствований — например, изображения «крылатых сердец» из книги «Символы и эмблемата», составленной по указу Петра I и весьма популярной в XVIII веке.
На Выгу делали также и вещи из бересты. К примеру, различные туеса и шкатулки, многие из которых — подлинные шедевры: тончайший ювелирный рисунок геометрической формы в сочетании с подложной слюдой и ярким красноватым фоном давал потрясающий визуальный эффект. Впрочем, поскольку искусство изготовления берестяных изделий было народным, «мирским», то наставниками обители оно не приветствовалось. Так, до наших дней дошел знаковый исторический документ: постановление Выговского собора XVIII столетия, запрещавшее свободную продажу красочно оформленных предметов из бересты. В нем, в частности, говорилось:
«…мнози от трудников летом между трудами тщатся делати ови туюски, ови крошни или ино что, делают же сия не по чину пустынному, но с прикрасами мирскими, слюду полагают, басмами басмят…»
***
Что еще изготовляли на Выгу? Пелены, покровы, ле́стовки (древнерусские четки), головные уборы, перчатки, обувь, бумажники, гайтаны и прочие предметы повседневного обихода. Добротные и изысканные, выполненные руками выголексинских мастериц, они шли на продажу, в том числе на знаменитые ярмарки в селе Шуньга, пополняя «бюджет» обители…
С воцарением Николая I атмосфера вокруг Выгореции стала стремительно накаляться, а ее экономическое положение — ухудшаться. Среди серии правительственных указов, направленных на «искоренение раскола», был и указ, запрещавший выговцам переписку и распространение книг (1838). Окончательное угасание Выголексинского общежительства произошло при Александре II, в 1856–1857 годах, когда местные часовни были запечатаны, а их имущество описано. Те рукописи, иконы и вещи, что не были вывезены самими старообрядцами до закрытия моленных, разошлись по музеям, библиотекам и частным собраниям.
В 1912 году II Всероссийский собор христиан Поморского церковного общества принял постановление об увековечении памяти отцов-основателей Выга, в связи с чем было решено обратиться к министру внутренних дел с ходатайством о передаче Выголексинского общежительства и прилегающих к нему кладбищ в общинное ведение. Однако воплощению этих планов помешала начавшаяся вскоре война. Сегодня о существовании Выгореции напоминают лишь несколько полуразрушенных деревянных построек первой половины XIX века и рельеф местности. Впрочем, в 2012-м, ровно через сто лет после принятия соборного постановления, силами отдельных энтузиастов начались первые попытки реставрации разоренной обители.
История Выголексинского общежительства дает нам один из тех замечательных примеров, когда небольшая группа людей, вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам, сумела не только самоорганизоваться, но и создать собственный удивительный мир — мир, полный творчества, уюта и красоты.
журнал «Русский мир»
