Введение

Понятия и термины «Урянхай» как указание на какую-то местность и территорию, и «урянхайцы» как население территории, называемой по приведенному выше названию, давно стали ключевыми элементами истории целого ряда народов Центральной Азии. В наибольшей мере эти понятия связаны с территорией и населением Тувы (Кузьмин, 2018: 2–3), и понятно влияние названия «Урянхайский край» на решение проблем исторической географии Центральной Азии и формирование представлений об этнической истории этого региона. Связь истории урянхайцев, известных нам по письменным источникам и фольклорным данным, оказывается важной не только для тувинцев и монголоязычных народов, но в той или иной степени для бурят и особенно для якутов, у которых в их собственной исторической традиции, основанной преимущественно на фольклорных данных, стало привычным рассматривать этноним урянхай как древнее название якутского народа. Не вполне понятно, по какой причине этническое наименование урянхай стало связываться с народами тунгусской группы, чаще всего с эвенками, и каковы основания для того, чтобы для решения проблемы этнического состава территории в прошлом можно было доверять фольклорным данным без поддержки иными историко-этнографическими источниками.

Один из главных вопросов, от которого будет зависеть направление поисков и характер решения поставленных проблем — это языковая принадлежность и этимология топонимического именования Урянхай — мы пока на основе имеющихся в литературе материалов не можем, да и не сможем определить локализацию этого источникового топонима. По опыту источниковедческого изучения связи этнонимов и топонимов, имеющих одну и ту же основу, мы можем быть уверены в том, что названия этнических групп обычно образовывались от топонимов, то есть в данном случае от названий мест, где проживали данные этнические группы — разумеется, в большинстве таких случаев речь шла об аллоэтнонимах, названиях народов, бытующих в иной этноязыковой среде, хотя количество исключений, когда топоним (чаще всего гидроним) образовывался от самоназвания какой-либо этнической группы народа, трудноопределимо.

Из истории вопроса

В анонимном предисловии к первому изданию знаменитого труда Г. В. Ксенофонтова (о нем см.: Дьячкова, 1999; 2000; Романова, 2003) «Ураангхай-сахалар», вышедшему в 1937 г., автор его пишет: «Основываясь на этих данных, Ксенофонтов высказывает гипотезу, что как северные якуты-оленеводы, так и основное ядро вилюйских якутов-скотоводов по своему этническому происхождению не были турка-ми. Всю эту группу автор объединяет под названием якутов-урянхайцев, усматривая в этом этническом термине позднейшую лингвистическую метаморфозу имени орочон (орончон) с переходными формами орон-кон, уран-кан, урааныкаан. При таком предположении, якуты-урянхайцы образовались из отуреченных тунгусских племен Манчжурии, Амура, Прибайкалья и самой Лены. В их составе автор предпо-лагает небольшую примесь западных монголов-ойратов, в числе которых были и предки современных северобайкальских бурят, эхирит-булагатов» (Ксенофонтов, 1992a: 16)1. К построениям Г. В. Ксенофонтова ныне написан достаточно качественный комментарий (Ушницкий, 2011).

Как отмечает В. В. Ушницкий, некоторые ученые (В. И. Рассадин, Б. З. Нанзатов, Д. Б. Цыбикдоржи-ев) пытаются отождествлять лингвистически этнонимы «курыкан» и «уранхай»; он же приводит сведе-ния якутского фольклора о прародине саха в стране Ураанхай около Байкала, связывая их с курыканами (напр.: Цыбикдоржиев, 2003: 110). В этой связи представляется заманчивым констатировать этимологическую близость якутского эпонима “Урааныкаан” с урынкан. Однако урянхайцы в летописях поздних китайских династий упоминаются под именами улянха (волянха); и нет сведений об их связи с курыка-нами» (Ушницкий, 2010: 96; см. также: Нанзатов, 2016: 100).

Далее В. В. Ушницкий пишет: «По данным М. А. Кастрена, вероятна связь слова “урянхай” с кетским словом “уренгхит” ‘водяной (речной) человек’. Он считал, что термин “урянхит” сначала был самона-званием какого-то древнего, родственного кетам, “палеоазиатского” лесного племени Саяно-Алтайского района, занимавшегося охотой и рыболовством. Это племя распалось на несколько частей, в результате ассимиляции оно вошло в состав позднейших тюрков и монголов, в том числе якутов. Со временем было позабыто и их древнее самоназвание, которое сохранили степные народы как обозначение лесных жи-телей и которое имело пренебрежительный оттенок» (Ушницкий, 2010: 98). Как мы увидим далее, сохраняет свое значение цитированное Ксенофонтовым замечание Н. Ф. Катанова «Из данных языка и родовых имен можно вывести, что все урянхайцы — тюрки, представляющие смесь (уйгур, кыргыс, чоды, соян) и финнов или самоедов» (Ксенофонтов, 1992a: 92).

Прав и сам В. В. Ушницкий, когда он говорит: «Но если вплоть до XIX в. в Южной и Восточной Сибири сохранялись этносы, представлявшие енисей-ские, самодийские, юкагирские и тунгусские языки, впоследствии окончательно отуреченные и монголизированные, то в XIII в. этническая картина региона могла быть еще более пестрой» (Ушницкий, 2013a: 69–70). Д. Д. Нимаев считает, что проблема этнической принадлежности курыкан значительно шире, чем поиски этимологии этнонима (Нимаев, 1988: 70).
В «Истории Бурятии» приводятся мнения Г. Н. Румянцева и Д. В. Цыбикдоржиева, развивающих гипотезу о происхождении этнонима урянхай от курыкан (История Бурятии, 2011: 262). Там же отмечено, что эта гипотеза была подвергнута критике Д. Д. Нимаевым (Нимаев, 2000: 66), который считает, что проблема этнической принадлежности курыкан значительно шире, чем поиски этимологии этнонима (Нимаев, 1988).

Нам необходимо разобраться, какой оним является первичным — название местности или название народа. В целом в рамках методов исследования ответ ясен: необходимо решить вопрос о появлении географического даже не названия, а понятия Урянхай, которое впоследствии дало названия какому-то этносу или скорее интерэтническому объединению, к чему склоняются многие исследователи. Эти данные частично использовались теми, кто брался исследовать вопрос о происхождении этнотопонима урянхай — этот термин позволит устраниться от повторов и повторения разнообразных утверждений относительно названий Урянхай и урянхайцы.

Авторы «Истории Тувы» отмечают «Кочевья тувинских племен в XVII и первой половине XVIII в. охватывали огромную территорию, включавшую в себя целый ряд горных систем и хребтов: Русский и Монгольский Алтай, Западный и Восточный Саян, Танну-Олу и др. На севере районы кочевий тувинцев достигали бассейна Верхней Оби и Минусинской котловины, на юге они простирались через Монгольский Алтай до верховьев Урунгу, Черного Иртыша, на востоке доходили до оз. Хубсугул, а на западе через Алтай достигали Иртыша» (История Тувы, 2001: 191).

В этом же издании подчеркивается: «В дореволюционной литературе и официальной документации тувинцев ошибочно именовали то “урянхайцами”, то “сойотами”, то “сойонами”. Сами тувинцы не называли себя урянхайцами, в их языке нет такого этнонима. Однако имеются основания полагать, что в прошлом, во всяком случае в XIII в., этноним “урянх”, “урянкат” был известен в Южной Сибири и Монголии. Такое название тувинцам в XVIII — начале XX в. давали соседние народы. Скорее всего, это имя распространялось монголами, что подтвердил, в частности, и Г. Н. Потанин: “Название “урянхи” дают этому народу, — писал он, — монголы, а сами же себя зовут “туба” или “тува””» (там же: 308).

Н. В. Абаев считает, что «Если территория Древнего Урянхая, как мы полагаем, в узком смысле полностью совпадает с местоположением Эргунэ-Хун, то территория Эргенекон в широком смысле, по-видимому, захватывает и Тянь-Шань (тюркск. “Тэнгри-таг”), и Горный Алтай (“Алтай-Хонгорай”), и Хакасию (“Хоорай”), но Тува в любом случае остается одним из центров начальных этапов этногенеза “северных тюрков”, т. е. племен теле (“туры”), уйгуров, урянхайцев и др., которые позднее при-няли участие и в этногенезе монголов Чингис-Хана, а потому в исторической памяти как тюрков, так и монголов, этнотопонимы Эргенекон и Эргунэ-Хун наложились друг на друга, но последний можно идентифицировать с Тоджинской котловиной, как с вполне реальным географическим местом» (Абаев, 2011: Электр. ресурс).

В огромной массе суждений историко-этнографического характера о границах области с названием Урянхай и расселении народа, в отношении к которому применялось название «урянхайцы», очень труд-но найти подступы к новым и по-новому фундированным решениям существующих проблем.
Один из главных вопросов, от которого будет зависеть направление поисков и характер решения по-ставленных проблем — это языковая принадлежность и этимология топонимического именования Урянхай — мы пока на основе имеющихся в литературе материалов не можем, да и не сможем определить характер этого источникового топонима.

В. В. Ушницкий, один из современных активных исследователей проблемы, справедливо замечает: «Следовательно, границы Баргуджин-Тукума могли меняться в трудах разных авторов, поскольку этот термин в целом обозначал огромные лесостепные пространства Южной и Восточной Сибири» (Ушницкий, 2013a: 53). На подвижность границ в понимании Эргунэ-Куна указывают другие авторы (Зориктуев, 2011: 10–11; Скрынникова, 1993).
Важна и следующая цитата из труда Г. В. Ксенофонтова: «За Серошевским в деле разработки древней истории якутов можно признать ту заслугу, что он указал на двойное этническое наименование якутов, а именно, “ураангхай саха”, употребляющееся “в торжественных оборотах речи, в сказках, песнях и молитвах”. В связи с этим он обратил внимание ученых на тот общеизвестный факт, что дархаты, монголы и китайские чиновники тем же именем “уранхай” или “урянх” называют обитателей современной Танну-Тувинской республики или Урянхайского края» (Ксенофонтов, 1992a: 82).

В современных Интернет-форумах пользователи пишут: «Слово урангхай = от слова — Уран = умелый (умелый мастер (уран тарбах); умелый кузнец; умелый хлебопашец, умелый воин и т. п.)».

В. В. Ушницкий, рассматривая взгляды Г. В. Ксенофонтова, пишет: «По утверждению Г. В. Ксенофонтова, якутские уранхаи принадлежали к тунгусским племенам Маньчжурии, но еще в древности утратили свои этнические признаки и усвоили целиком турецкий язык и культуру. Он предполагал, что этноним “уранкай” вошел в язык саха в ходе ассимиляции тюркоязычными саха аборигенов края — тунгусов или эвенков. Сторонники тунгусского происхождения этнонима ураанхай, выводили происхождение этно-нима “урянхай” от слов — орон “олень”, или урэнкэн “житель горной тайги”» (Ушницкий, 2013а: 66).
Здесь уже начинаются странности. Приоритет Г. В. Ксенофонтова в связи наименований урянхай и орон не отмечен у Ю. Янхунена (Янхунен, 2018: 17–19) возможно, из-за того, что труд Г. В. Ксенофонтова не был указан в библиографии к работе Г. М. Василевич.

Сама Г. М. Василевич писала: «Слово “уранкай” просится на сопоставление с тунгусским (эвенкийским, эвенским) урэ (ура, акающая огласовка), обозначающим “гора, покрытая лесом”, а суффикс -нкан-ь-нкай обозначает “житель”; таким образом, слово «уранкай» буквально переводится из эвенкийского как “житель горной тайги”. Так в сказаниях часто называют себя герои» (Василевич, 1966а: 340). Дело в том, что в слове урэ «гора» (эвен. урэ:кчэ:н) замена переднерядного гласного э на заднерядный а невозможна.

В. В. Ушницкий, не уходя от проблемы связи топонима урянхай с древним фольклорным наименованием якутов, предполагает, что связь топонима урянхай с названием предков якутов вполне логична (Ушницкий 2013а: 68) и ссылается на мнения Г. В. Ксенофонтова (Ксенофонтов, 1992) и Г. Н. Румянцева (Румянцев, 1951: 80). По мнению В. В. Ушницкого, версию о тождестве этнонимов курыкан и уранхай из современных исследователей поддерживают бурятские ученые В. И. Рассадин, Д. В. Цыбикдоржиев и Б. З. Нанзатов, при этом В. И. Рассадин якобы ссылается на особенности тофаларского языка, в котором буква к отпадает и получается урынкан (Ушницкий, 2013a: 68). Последнее замечание — явное недоразумение: невозможно возводить название урянхай к тофаларскому языку[1]. Указание на миграции монго-лоязычных племен из Забайкалья в Маньчжурию (Батоева, 2017) относится к довольно поздним событиям: важнее то, что в Китае при династии Цин урянхаями называли всех лесных охотников (там же: 72).

Необходимо разобраться, какой оним является первичным — название местности или название народа. В целом в рамках методов исследования ответ ясен: необходимо решить вопрос о появлении географического даже не названия, а понятия Урянхай, которое впоследствии дало названия какому-то этносу или скорее интерэтническому объединению. Эти данные частично использовались теми, кто брался исследовать вопрос о происхождении этноопонима урянхай — этот термин позволит устраниться от повторов и повторения разнообразных утверждений относительно названий Урянхай и урянхайцы.

В. В. Ушницкий, обобщая итоги исследования урянхайской проблемы имел право сказать: «Однако, происхождение этнонима “ураанхай” является общеалтайской проблемой. Этноним “ураанхай” является самоназванием потомков, или названием родов и племен, вошедших в образование различных народов и племен. Так существование подобного этнонима зафиксировано среди калмыков, башкир, монголов, бурят, тувинцев, эвенков, маньчжур и алтайцев. Следовательно, такой этноним, имеется у народов всех трех языковых групп, входивших в алтайскую семью языков. Встречаются сообщения о существовании носителей подобного этнонима среди самодийских племен и кетов. Настоящей прародиной этнонима “уранхай” оказалась территория Маньчжурии.

Так, известно о том, что корейцы называли маньчжур именем Оранкай. Китайские источники времен Минской династии и корейские источники часто сообщают о племени урянхайцев, помогавших 70 маньчжурам в борьбе против монголов. В них видят потомков урянхайских монголов, либо сильно монголизированное чжурчжэньское племя. По последним данным ляодунские урянхайцы являлись по своему происхождению ойратами, впоследствии они были ассимилированы маньчжурами. Урянхайцами в маньчжурских источниках названы также эвенки Маньчжурии — солоны» (Ушницкий, 2013a: 69–70). Здесь В. В. Ушницкий не совсем точен в характеристике источников: он только стремится акцентировать присутствие формы оранкай у корейцев. Г. М. Василевич (Василевич, 1966а: 65–75) действительно пыталась найти сходно звучащие этнонимы у соседей эвенков — кетов и самодийских народов, однако не смогла решить поставленную ею же задачу.

Н. В. Кюнер собрал сводку о возможных вариантах именования народа урянхай — улянха, улянхай, урянхай, урянхиты, уранкай, унянгай, волангай, оренгай, уренкат, волянхэтэ и т. д. (Кюнер, 1961: 367)[2] .
Как отмечает Б. З. Нанзатов, по описанию регион, где проживали лесные урянхаты, находился высоко в таежных горах, где-то примерно в районе Присаянья-Прихубсугулья, или же в Окинском плато или Дархатской котловине (Нанзатов, 2008: 428). Это в общем не противоречит представлениям о былом ме-стопроживании урянхайцев, как бы его ни называть.

Публикации В. В. Ушницкого в настоящее время наиболее насыщены материалом из источников по средневековой истории Центральной Азии. Обобщая исследованные источники, он пишет: «Следовательно, в Минский период урянхайцами назывался монголоязычный народ, образовавшийся после падения монгольских империй. В ходе междоусобных войн это кочевое образование было раздроблено, и вошло в состав других кочевых объединений как джунгары, чахары, халха и тувинцы. Часть оказалась в территории Западной Монголии и становится известным под именем алтайские урянхайцы. Таким образом, происхождение носителей имени урянхай связывается с одним, конкретным племенем хи (ку-мохи). Тот факт, что данное племя еще было известно под именем татаби, говорит о том, что улохоу или урянкхаты могли быть известными под именем южных шивэй, впоследствии ставших татарами Внутренней Монголии. Якутские предания свидетельствуют о возможности отдельного проникновения племени под именем ураанхай в территорию Якутии. О возможности участия степных урянкхатов через эвенкийское посредство в этногенезе саха можно только гадать, гипотетично, с ними можно связать происхождение Намского улуса.

Якутские предания легендарную страну Ураанхай считают прародиной народа саха. Где искать эту прародину саха? Следует допустить, что именно Внутренняя Монголия, которую И. Страленберг первоначально указывал в качестве прародины саха, а Ю. А. Зуев считает прароди-ной кимеков и располагает там одну ветвь Канглы, отождествляя их с огузо-татарами, является древним местожительством саха. В монгольскую эпоху под этим именем были известны лесные, охотничьи племена Саян (сайн-урянхи), а также применительно к коренному этносу Эргуне-кун располагавшегося в горах Хингана и Приаргунья: улохоу — степные урянкхаты. Обитавшие в Восточном Забайкалье степные урянкхаты вошли в состав формирующегося монгольского этноса, возможно, часть стали хамниганами-конными эвенками (Ушницкий, 2013а: 82).

Надо иметь в виду, что урянхаев возводила к Хи (татаби) еще Л. Л. Викторова (Викторова, 1980: 5, 139, 156, 160, 165, 181).
Г. В. Ксенофонтов совершенно корректно ставит вопрос об исходной форме названия урянхай, перспективной для анализа «VI. Теперь мы попытаемся разобраться в семасиологии имени “ураангхай”.

Прежде всего, необходимо установить первоначальную форму этого имени, чтобы определить его возможное значение. Мы раньше ссылались на слова проф. Я Ф. Катанова, что коренные обитатели Тан-ну-Тувинского края, говорящие по-турецки, у монголов и манчжур известны под именем “уриан-гхай”: “Монголы и манчжуры в правительственных бумагах зовут уриангхай” <…>. Ничего нельзя возразить против того положения, что якутская форма “ураангхай” в точности совпадает с монголо-манчжурским произношением. С другой стороны, наряду с именем ураангхай, мы констатировали в фольклоре вер-хоянских якутов и ранних вилюйчан имя “урааныкаан”. Откидывая долготы, которыми якуты вообще злоупотребляют, мы получаем “уранкан”. В фольклорном пережитке нужно видеть первичное произно-шение этого имени, свойственное его носителям, тогда как форма “ураангхай” могла родиться в процессе международного общения с монголо-манчжурскими племенами. Карагассы-оленеводы, бродящие на северной стороне Саянского хребта, и теперь называются нижнеудинскими бурятами “уранкан”» (Ксено-фонтов 1992b: 164–165).

Лингвистическая проблематика исследования

Любопытно, что народные этимологии имени урянхай появляются в литературе довольно рано, и Г. В. Ксе нофонтов рассматривает и эти соображения, приводя сообщения Е. К. Яковлева, Г. Н. Потанина и Б. Б. Бамбаева, связывающих название урянхай с монгольским словом оронхой «оборванный, презрен-ный» (Бамбаев, 1929; Ксенофонтов, 1992b: 165).

Здесь начинается то, что стало объектом внимания многих из пишущих о проблеме имени урянхай.
Эти сравнения дали основания и самому Г. В. Ксенофонтову, и его последователям, для дальнейших рассуждений с одинаковыми объектами для сравнения и одинаковыми результатами. Он пишет: «Указанные попытки объяснить происхождение имени “уранхай” сами по себе не представляют большой ценности, ибо воспроизводят наивную народную этимологию, исходящую из фактов простого созвучия слов, но в этой этимологии монголов мы находим маленькое жемчужное зерно. Его мы видим в стародавней привычке монгольского народа сближать имя “уран-кай” со словом “орон-хой”. Это наме-кает на то, что “уранкан” первоначально произносилось “орон-кон”: орон-кон, (орон-кан), уран-кан, уран(ы)кан, урааныкаан.
Но, однако, что же представляет собой имя “орон-кон”? Оно есть нечто иное, как вполне закон ный и даже более основной вариант имени “оро(н)чон”, т. е. тунгусского народа, обитающего в Верхнем Амуре и в Северной Манчжурии. В древности орочонами назывались вообще все тунгусские племена Манчжурии» (Ксенофонтов, 1992b: 166)[3].

В дальнейшем проблема происхождения имени урянхай у Г. В. Ксенофонтова увязывается с идеями об этногенезе тунгусов и соответствующим его времени представлениями о якутско-тунгусских свя-зях: «VIII. Наша гипотеза о тождестве имен “ураангхай”, “оранхай”, “уран-кан”, “орончон”, “орочи” и “ороки” подтверждается рассмотренной ранее легендой о бородатом народе (айнах), сохранившейся у северных якутов и на Вилюе. Наличие в составе якутов-оленеводов и ранних вилюйчан тунгусских родов из Манчжурии (солонов и лучин) точно также свидетельствует о первичном тунгусизме коренных вилюйчан» (там же: 170). «Мы думаем, что именно в эту историческую эпоху (первый век н. э.) отуреченные тунгусские стрел ки “урангхаи” с частью хуннских окраинных родов эвакуировались из Халхи в Приангарье, в Баргуджин-Ту-кум монгольских преданий, т. е. в обычное место убежища разбитых родов, где они и образовали народ, позже известный под названием юч-курыкан. Предположительно к этой же эпохе нужно приурочить и переселение на Вилюй местных отуреченных тунгусов с частью монгольских родов, которые в своей главной массе отходили в Урянхайский край и в сторону Енисея» (там же: 176).

Здесь, конечно, Г. В. Ксенофонтов выдает желаемое ему за действительное. Во-первых, приводимые им отождествления названий народов до сих пор не являются общепринятыми среди специалистов, не говоря уже об этимологических версиях. Во-вторых, «бородатыми» для жителей бассейна Вилюя по ан-тропологическим различиям с ними самими, тунгусами или якутами, вполне могли быть чукчи (Буры-кин, 2013: 454–456), тем более, что и название Вилюй, похоже, чукотское по происхождению (Вылгил-вээм «Березовая река», что идеально соответствует растительности по берегам реки) (там же: 180–182).
Ю. Янхунен, развивая идеи, представленные в специальной работе Г. М. Василевич и частично со-впадающие с построениями Г. В. Ксенофонтова, уклоняется от обсуждения этимологии названия Урянхай (Janhunen, 2014). У Г. М. Василевич сказано: «Не затрагивая вопроса о первичном происхождении этого этнонима, мы можем отметить, что это общий термин, который относится к нескольким “лесным народам” и распространён от современных тюркоязычных популяций Саянского региона (тувинская группа) и Лены (якуты) до исторических и протоисторических групп в Хинганском регионе и далее к востоку Маньчжурии. Этот этноним зафиксирован в источниках, связанных с северными границами киданьского Ляо, средневековых монголов и Кореи позднего Средневековья. Группы с этим этнони-мом также присутствуют в составе эвенков» (Василевич, 1966b: 56–93).

По мнению монгольского лингвиста А. Очира, этноним урянгхай может происходить от монгольского боевого клича «uria» (уриа) и слова «khan» (хан). Во-вторых, по его же мнению, название урянхай может быть словом из тунгусо-маньчжурских языков. В эвенкийском языке слово уранкаj указывает на человека, а в языке негидальцев слова уранкaj бэjэ означают «живой человек». Маньчжурское слово уранка представляет собой этническое название урянхайцев. Эвенки словом уранкаj называли охотни-ков, обитавших в горах и тайге Забайкалья и Амура (Очир, 2016: 177–178).

Тувинские топонимисты оставляют без внимания проблему названия урянхай (Чулуун, Донгак 2015: Электр. ресурс; Донгак, 2016, 2018: Электр. ресурс; Саая, Бадарч, Донгак, 2018; Ондар, 2007), и, похоже, поступают правильно, поскольку исторические названия мест не относятся к актуальной локальной то-понимике. Кстати, далеко не все исследователи этнографии якутов придают значение форме ураангхай саха как чему-то значимому для этнической истории якутов (Маркова, 2009). Фольклористы, увлеченные поисками истории в якутском эпосе, не обращают внимание на то, что урянгхай-сахалар в некоторых текстах появляются с неба (Данилова, 2016). В новой монографии о тюрках Южной Сибири отмечается: «Точная этимология термина урянхай (также ураанхай, урянхи) все еще обсуждается… В Монголии слово урянхай использовалось и все еще используется как очень распространенный общий термин, относя-щийся ко всему населению северо-западных регионов Монголии (в основном тюркоязычному, но также и монголоязычному). Поскольку до 1914 г. территория современной Тувы входила и в состав Монголии, термин урянхай относился ко всем тувинцам, а также к тоджинцам, сойотам и духа (цаатанам) (Тюркские народы восточной Сибири, 2008: 189 прим.).

С. И. Вайнштейн в своей книге «Мир кочевников Центра Азии» обещает читателю дать этимологию названия урянхай (Вайнштейн, 1991: 13), но вместо этого дает только отсылку на свою более раннюю ра-боту, рассматривая важные, но хорошо знакомые источники (Вайнштейн, 1961: 30–31, прим. 76).
Мы не можем дать исчерпывающий обзор точек зрения по поводу происхождения имени урянхай, по-скольку ряд мнений и характер сопоставлений у некоторых авторов находится в сфере лингвистической паранауки, в которой ономастика всегда давала и дает максимум примеров[4]. Поэтому здесь мы перехо-дим к изложению результатов наших собственных разысканий.

Самодийская этимология именования Урянхай и проблемы локализации объекта с этим именем

Н. Г. Спафарий в 1675 г. записал в своем дорожном дневнике путешествия в Китай: «Вершины реки Иртыша текут из Монгольских гор, которые по-русски именуются Камень, и от того места разделяются вершины Иртыша на две протоки: и одну протоку называют монгольцы и калмыки Уренгой, а другую — Балаган. И от того места недалеко есть рубеж Китайского государства, и при вершине реки Иртыша кочует монгольской тайша Зурухта-кун» (Спафарий, 1882: 41–42; Спафарий, 1960: 33). По современным географическим представлениям Иртыш не образуется за счет слияния каких-либо двух рек. Однако сло-ва «сквозь то озеро прошла река Иртыш» — это указание на озеро Зайсан, в которое впадает Черный Иртыш, а из него вытекает собственно Иртыш. Разделяются вершины Иртыша на две протоки: и одну протоку называют монгольцы и калмыки Уренгой, а другую — Балаган. Судя по всему, ни то, ни другое название не являются гидронимами и указывают на находящиеся поблизости объекты. Видимо, с этими реками связано замечание Г. В. Ксенофонтова: «У В. И. Вербицкого мы находим сообщение, что калмыки-двоеданцы, кочующие в южной части Алтая по реке Чуe, впадающей в Катунь, именуют себя «урянхай» (Ксенофонтов, 1992b: 128).

В данном случае, очевидно, перед нами указание на какую-то группу ойратов, называемую по реке.
То, что в рассматриваемой нами литературе по проблеме имени урянхай осталась без внимания фор-ма, приведенная Спафарием, в общем не удивительно. Удивительно другое, то, что сходные топонимы в общем бассейне Оби и Иртыша, где и ныне проживают финно-угорские и самодийские народы, топоним Уренгой и Новый Уренгой остаются и без объяснения, и даже без надежного определения языковой при-надлежности — этих названий нет ни в одном из словарей топонимики России.

В ресурсах Интернета находятся следующие толкования названия Уренгой: УРЕНГОЙ — поселок городского типа, он дал название крупнейшему газоконденсатному месторождению; г. Н. Уренгой. Тол-кований ненецкого слова «нгури хой» несколько: 1) «обгорелый холм»; 2) «лысый холм»; 3) «холм, на котором растут лиственницы, пригодные для шестов чума»; 4) «холм, поросший желтой травой»[5]. В другом источнике говорится: «Существует несколько версий происхождения слова ‘Уренгой’. В переводе с хантыйского языка слово ‘Уре’ означает ‘старица’ (старое русло реки), в ненецком языке есть слово ‘Нго’, или остров, т. е. ‘остров среди старого русла реки’. В некоторых источниках слово ‘Уренгой’ переводится как ‘лысый холм’, ‘холм, на котором растут лиственницы, пригодные для шестов чума’, и ‘холм, покрытый желтой травой’. Было время, когда считали, что слово ‘Уренгой’ означает ‘гиблое место’. Скорее всего, так называли Уренгой строители одного из лагерей ГУЛАГа, которые прокладывали железнодорожную магистраль Салехард — Игарка, строительство которой было свернуто после смерти Сталина»[6]. Этот же материал обобщен в выпускной квалификационной работе выпускницы вуза, где рассматривается ойко-ним Новый Уренгой (Пищулина, 2016).
В кратком топонимическом словаре Казахстана отмечены этноним урангаи «этническая группа тюр-ков», и топоним Урынкай, оставшийся без объяснения (Яворская, 2002).

Судя по всему, ни то, ни другое название, приведенное Н. Г. Спафарием, не являются гидронимами и указывают на находящиеся поблизости объекты: топоним Уренгой везде, где он встречается — самодийского происхождения, и довольно легко этимологизируется на самодийской основе ср. ненец. варё’-нг-хой ‘гора с проталинами’ (ненец. варё, мн.ч. варё” ‘проталина’, хой ‘гора, хребет. холм’).

Самое интересное, что в тувинской топонимии есть сходное образование, для которого не была опре-делена этимология — это гидроним Уран-сай, объясняемый как уран «искусный, умелый» + сай «галька, мель» (в казахском «балка, лощина, сухое русло небольшой реки») (Ондар, 2007: 419). Здесь, конечно, значение названия «балка, лощина с проталинами».

Найденная этимология названия географического пространства Урянхай в виде ненецкого варё’-нг-хой ‘гора с проталинами’ не встречает ни одного противоречия: название в этой интерпретации как нельзя лучше соответствует горному рельефу местности в Туве и вокруг нее, и характеризует какие-то ее участки с точки зрения полезности для местных жителей-скотоводов, что актуально для хозяйства территории и поныне. Видимо, не случайно источники фиксируют название Урянхай с начальным со-гласным в-, который до полной адаптации или до полной ассимиляции самодийских народов на этой территории мог еще сохраняться в вариантах названия. Поиски самодийского и енисейского субстрата в Урянхайском крае в течение долгого времени привлекали внимание лингвистов и подпитывались боль-шим количеством тюркизмов в сохранившихся словниках по языкам южносамодийских и енисейских народов, стимулировавшими лингвистов на разыскание аналогичного влияния этих языков на тюркские языки, в первую очередь на тувинский, тофаларский, языки тувинцев-тоджинцев и сойотов. Однако в самом раннем сойотском словаре 1819 г. мы нашли только одно слово самодийского происхождения — кат — «ветер» (ср. тув. хат «ветер») (Бурыкин, Насилов, 2014).

Становится ясным, что поиски нетюркских и немонгольских элементов в языках народов Централь-ной Азии представляют гораздо более сложную задачу, чем это представлялось ранее. Но и здесь есть сюрпризы. К нашей теме об именовании якутов ураангхай-сахалар имеет прямое отношение термин-на-звание якутского эпоса олонхо. Это якутское слово не имеет ни тюркской, ни монгольской этимологии, если говорить о приемлемых и достоверных соответствиях слов. Но нельзя не отметить, что оно чрезвы-чайно похоже на ненецкое слово лаханако «сказка, рассказ, разговор», образованное от глагола лаханась «говорить», ср еще лаханакось, лаханорць «разговаривать, беседовать» (Хомич, 1954: 25).

Объяснение топографического имени Урянхай, предложенное нами, по существу уравняло имено-вание Урянхай даже не с названиями мест, а с географическими апеллятивами — любая гора с протали-нами, привлекающая скотоводов, называется по-ненецки варёнгхой. Понятно, что не случайно истори-ческая Тува как место формирования и расселения тувинского этноса получила название Урянхайский край. Название территории распространялось на жителей этого края, кем бы они ни были по этнической принадлежности — тюрками или монголами. Современный этноним урянхайцы связывается с некото-рыми группами монголоязычных субэтносов (Агеева, 2000: 320–322).

Г. В. Ксенофонтов, занимаясь поисками связей якутов, в фольклоре которых присутствует именова-ние ураангхай-саха, во многом ориентировался на построения лингвистов — его предшественников и современников, занимавшихся поисками классификации тюркских языков. В это время — в конце XIX — первой трети ХХ в. — место якутского языка в классификации тюркских языков не было окончательно определено, и многие связи, наблюдаемые между якутским и другими тюркскими языками, выглядели иллюзорными и в наше время рассуждения ученого в этой сфере представляют чисто исторический ин-терес (см. историю вопроса в лингвистическом плане (Левин, 2010: Электр. ресурс). В настоящее время якутский язык в классификациях тюркских языков занимает особую позицию (Сравнительно-историче-ская грамматика, 2002: 10; Широбокова, 2005: 5–51), более того, сам язык обладает свойством изменяться по значимым классификационным параметрам группы языков (Широбокова, 2015: 249).

Заключение

Проблема фольклорного этнонима ураангхай саха, во всяком случае, до тех пор, пока не будет показано, что этот этноним есть чисто фольклорное явление, распространившееся вместе с самими эпическими произведениями, может связываться с миграциями тюркоязычных этнических групп к северу от исторического Баргуджин-Тохума в Прибайкалье и в бассейн Лены. Собственно говоря, современные лингвисты-якутоведы и находят ему место в территориальных наименованиях разных групп якутов, имеющих различное происхождение за счет поглощения каких-то соседей, чаще всего тунгусоязычных (Ефремов, 2001: Электр. ресурс). Однако причины этих миграций следует искать не во взаимоотношени-ях этносов и этнических конфликтах с сильными соседями, а совсем в другом — в колебаниях климата Сибири и Центральной Азии, которые стали предметом фундаментальных исследований относительно недавно (см.: Борисенков, Пасецкий 1988; Леви и др., 2003; Задонина, Леви, 2009).

Мы сейчас можем с уверенностью связывать с колебаниями климата по крайней мере два знаменательных факта в истории Восточной Сибири — это переход курыкан (предков якутов) из Прибайкалья в бассейн Лены примерно в VII в. и почти синхронная с ним параллельная по направлению миграция предков северных тунгусов на левый берег Амура, и потепление XIII в., вызвавшее вторую миграционную волну в бассейн Лены, в которой участвовали монголоязычные этнические группы (Бурыкин, Шарина, 2016). Вполне возможно, что ключом к проблеме распространения именования Ураангкай-саха в якутском фольклоре является не этническая история народа саха, а фольклорные взаимосвязи тюркских и монгольских народов, где особое внимание привлекают параллели из тувинского эпоса и богатырских сказок к мотивам якутского эпоса и эпических произведений тунгусо-маньчжурских народов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
Абаев, Н. В. (2011) О прародине всех тюрков и монголов: «Эргенекон», «Эргунэ-хун» или Танну-Урянхай? [Элек-тронный ресурс] // Новые исследования Тувы. № 1. URL: https://nit.tuva.asia/nit/article/view/448 (дата обращения: 01.03.2019).
Агеева, Р. А. (2000) Какого мы роду-племени? Народы России: имена и судьбы. Словарь-справочник. М. : Academia. 424 c.
Бамбаев, Б. Б. (1929) К вопросу о происхождении бурят-монгольского народа. Верхнеудинск : Тип. БГИ. 21 с.
Батоева, Д. Б. (2017) Миграции монголоязычных племен Забайкалья на территорию Маньчжурии // Oriental Studies. № 6. C. 71–78.
Борисенков, Е. П., Пасецкий, В. М. (1988) Тысячелетняя летопись необычайных явлений природы. М. : Мысль. 524 с.
Бурыкин, А. А. (2013) Имена собственные как исторический источник. По материалам русских документов об от-крытии Сибири и Дальнего Востока XVII–XIX вв. СПб. : Петербургское востоковедение. 539 с.
Бурыкин, А. А., Насилов, Д. М. (2014) Записи сойотских слов, опубликованные в «Сибирском вестнике» Г. И. Спас-ского (1819 г.) // Материалы Международной научной конференции «Актуальные проблемы современного монголо-ведения и алтаистики», посвященной 75-летию со дня рождения и 55-летию научно-педагогической деятельности профессора В. И. Рассадина (г. Элиста, 10–13 ноября 2014 г.). Элиста : Изд-во КалмГУ. 523 с. C. 19–25.
Бурыкин, А. А., Шарина, С. И. (2016) Средневековые миграции народов Средней и Восточной Сибири: поиски причин и анализ последствий // Великие евразийские миграции. Материалы Международной научной конферен-ции. 11–14 октября 2016 г. / [редакционная коллегия: В. И. Колесник (отв. ред.) и др.]. Элиста: Изд-во КалмГУ. 457 с.
С. 133–139.
Вайнштейн, С. И. (1961) Тувинцы-тоджинцы. Историко-этнографические очерки. М. : Изд-во Восточная литера-тура. 218 с.
Вайнштейн, С. И. (1991) Мир кочевников Центра Азии. М. : Наука. 296 c.
Василевич, Г. М. (1966a) Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания. М. ; Л. : Наука. 400 с.
Василевич, Г. М. (1966b) Уранкаи-эвенки // Доклады по этнографии ВГО. Сборник. Вып. 4 / отв. ред. С. И. Руденко.
Л. : Изд. ВГО. 114 с. С. 56–93.
Викторова, Л. Л. (1980) Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. М. : ГРВЛ. 224 с.
Данилова, А. Н. (2016) Чудесное рождение богатырки как архаический мотив в якутских олонхо о женщинах-бо-гатырках // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. № 11 (65): в 3-х ч. Ч. 3. C. 30–33.
Дашибалов, Б. Б. (2002) Очерки по древней и средневековой истории монголов и бурят. Улан-Удэ : ОАО «Респу-бликанская типография». 80 c.
Донгак, А. С. (2015) Сюжетно-тематические циклы топонимических преданий Юго-Восточной Тувы // Всеобщая история. № 3. С. 17–26.
Донгак, А. С. (2016) Топонимические предания и легенды Юго-Восточной Тувы: локальное своеобразие в русле межкультурных контактов // Сибирский форум фольклористов: тезисы докладов / отв. ред. Е. Н. Кузьмина. Новоси-бирск : ООО «Академиздат». 188 с. С. 54–56.
Донгак, А. С. (2018) Топонимические предания и легенды Юго-Восточной Тувы [Электронный ресурс] // Новые исследования Тувы. № 3. URL: https://nit.tuva.asia/nit/article/view/793 (дата обращения: 01.03.2019). DOI: 10.25178/ nit.2018.3.9

[1] Похожая ошибка делается всеми, кто пытается сопоставлять этноним саха — самоназвание якутов с иранским этнонимом саки (в том числе Ушницкий, 2013а): в якутском языке древний исконно тюркский начальный согласный с- отпадает.

[2] В специальной работе Н. В. Кюнер пишет: «Последний вопрос, который надлежит рассмотреть, это вопрос о самом имени улянхай (урянхай). Впоследствии это имя получило широкое распространение среди народов (племeн) алтайской группы языков и даже как бы утратило специальное этническое значение, превратившись в прозвище (кличку) или просто в нарицательное слово для обозначения обнищалого угнетённого народа. А так как именно в таком подчинённом и обеднeнном положении оказались в позднейшее время обитатели урянхайского (верхне-енисейского края), то за ними и закрепилось такое наименование. Но раньше положение восточной группы урянхайцев, бывших хисцев, было иным, и в то время, несомненно, это имя имело определенное этническое содержание. Но когда оно впервые появляется в китайской литературе и в какой форме?
На этот вопрос удачный ответ даeт своевременная догадка Л. Л. Викторовой, которая в своей диссертации «Раннее расселение монгольских племен» (Л., 1952 г.) предлагает рассматривать известное в китайской литературе VII–VIII вв. наименование владения Улохоу как первоначальную китайскую форму последующего наименования Улянха. Владение Улохоу, расположенное в верховьях Амура, как раз соответствует той местности, где в эпоху Чингис-хана и в предшествующее время было местонахождение племени (поколения) Улянха (Урянхат, Урянхит «Сокровенного сказания»)» (Кюнер, 1958: 215). Отметим, что самостоятельный народ урянхаи на Байкале видел Б. Б. Дашибалов (Дашибалов, 2002: 52), однако оценка историографии вопроса об урянхайцах, данная в этой книге (там же: 50), на наш взгляд, завышена.

[3] В свете новых данных об исторической фонетике тунгусо-маньчжурских языков и якутского языка подобные преобразова-ния слов невозможны и их выведение одного из другого неприемлемо.

[4]См.: Научный доклад … , Электр. ресурс.

[5] http://www.bolshoyvopros.ru/questions/2737342-kakova-istorija-proishozhdenija-nazvanija-goroda-novyj-urengoĭ.html
[6] http://venividi.ru/node/4875

ИСТОЧНИК — Tuva.Asia

Чтобы не пропускать интересные новости и статьи Подписывайтесь на канал ПОНОМАРЬ | Яндекс Дзен и в группу ПОНОМАРЬ в Контакте или Твиттер (28) Одноклассники ПОНОМАРЬ