СВЕТ ЖИЗНИ (Продолжение)

2.СВЕТ ЖИЗНИ

Начало

Не только человеческое сердце возвещает нам Бога, но и при­рода, особенно, когда мы с этой точки зрения созерцаем чуд­ную историю нашей земли, её Флору и Фауну.
По случаю смерти своей дочери Геер писал другу: «все знаше и могущество человека не удовлетворяем нас и имеет только подчиненное значаще. Правда, созерцаше чудесъ природы наполняетъ насъ удивлешемъ, но сердце наше остается холодно; и только мысль, что Богъ любовно сообщается со своими творешями и милуетъ ихъ, согреваетъ и успокаиваетъ наше сердце».

В другом письме Геер благодарит Бога за то, что естественно-научные занятия укрепили его в вере, «что все мо­гущее и все ведующее Существо создало небо и землю, что Христосъ открылъ намъ новый духовный миръ иправелъ къ сознашю нашего отношения къ Богу-Отцу и нашего вечнаго назначения, что мы все включены въ неисследованное и необъятное Божье Царство, о котором мы здесь имеемъ только смутное предчуствие. Это Царство откроется намъ, когда мы освободимся отъ праха земного».

Еще Бекон сказал, что поверхностная ученость удаляет от Бога, а основательная приближает. Справедливость этого изречения удостоверяем знаменитый химик, открывший значение бактерий в заразных болезнях, установивший лечение их путем прививки—Луи Пастер.

Этот человек, сделавший великое открытие в области физиологии и химии с детской простотой повергался пред Отцом Небесным. Не задолго до смерти он писал: «я много изучал, поэтому я верую так же искрен­но, как бретонский крестьянин; если бы я сделался еще уче­нее, то моя вера сделалась бы так же глубока и пламенна, как вера бретонской крестьянки». «Счастлив тот, писал Пастер в расцвете своей славы, кто служит идеалу Евангельских до­бродетелей! Вот источник великих помыслов и великих подвигов».

Можно было бы привести подобный глубоко христианские мысли и других великих адептов науки, напр., Ампера, Фа­радея, Максвелля, Гаусса, Либиха, Коши и мног. др., которые открыто исповедовали свою веру в бытие личного, живого Бога.

Вспомним еще только нашего известного хирурга и педа­гога Н. И. Пирогова. В расцвете своих сил и гениальной умственной и научной деятельности Пирогов был уже истинно-верующим человеком. Причисляя себя к рациональным эмпирикам, Пирогов ставит тем не менее идеал веры выше знания. «Для меня, — пишет он в своем дневнике,—существо ваше Верховного Разума и Верховной Воли сделались такою же необходимостью, как мое собственное умственное и нравствен­ное существование«.

Верховный вселенский Разум и Верховная Воля делаются доступнее для нас в лице Богочеловека. Да­лее Пирогов восклицает: «искренно верую в учение Христа Спасителя«. «Кровь и грязь—говорит он—которыми мир не раз старался осквернить идеальную святость и чистоту христианского учения, стекали потоками назад на осквернителей«.

«Смело и не смотря ни на катя исторические наследования всякий христианин должен утверждать, что никому из смертных невозможно было додуматься и еще менее дойти до той вы­соты и чистоты нравственного чувства и жизни, которые содер­жатся в учении Христа: нельзя не прочувствовать, что оно не от мира сего. Это не мораль, как желают представить иде­ал учения отвергающее божественную натуру Учителя«.

Итак мы видим, что не мало великих людей считали пот­ребности сердца,—глубокую и сознательную религию считали го­раздо выше науки, которой они в течении всей своей жизни слу­жили верою и правдою.

Только в религиозно-нравственном миросозерцании человеческая жизнь получает прочные нравственные устои и только в нем разрешаются капитальные вопросы—что такое человек по своей природе, на что он может надеяться, чего ожидать и и как он должен жить сообразно со своей истинной приро­дой и надеждой, чтобы быть достойным носителем их. Без ответа же на эти высшие вопросы и стремления духа жизнь не представляется ли „глупою шуткой», даром случайным и напрасным.

Тогда человек будет подобен заблудившемуся ночью в непроглядном лесу путнику, который бродит в без просветной тьме, без надежды найти выход, не зная откуда и куда идет. Нет света и утешения, нет цели впереди. Энергия падает, силы ослабевают, путь представляется безнадежным, смерть—единственно желанный исход.
И вот, в этом то безвыходном положении, в этой то тьме и является к нам Христос, освещающий не проблемы материальной природы, не область разума, но самую жизнь, нашу борьбу, наши печали, нашу тоску.

Он говорит: «Я есмь Свет миру«… «Я—путь, истина и жизнь«.
Может-ли хоть один человек в игре на мгновение попы­таться высказать подобный притязания без того, чтобы не быть признанным за ненормального или богохульника. Выходя же из уст Христа эти колоссальный притязания не вызывают даже тени подозрения в каком-нибудь тщеславии или самообольщения, не возбуждают даже простого чувства чего-нибудь неестественного.

Наоборот, в течет девятнадцати столетий миллио­ны людей из всех наций, из всех классов и состояний свидетельствуют, что Христос истинно является тем, за Кого Он выдает себя. Если весь цивилизованный мир, в том числе и неверующие, признают Христа за мудрейшего, идеальнейшего, святейшего из всех людей, за величайшего Учителя, и если, с другой стороны, Он Сам объявляет себя единым с Отцом, отождествляется с вечным Богом, высказывает такие притязания, каких ни один человек не может припи­сать себе, не рискуя быть признанным за безумца, если миллионы людей всем своим существом сознают истинность слов Христа и готовы даже умереть за Него, то может ли пройти мимо Него тот, кто искренно и честно ищет истины и света?

Евангельские истины, истины веры недоказуемые путем рассудочным, но непредубежденный человек находит постоянное подтверждение их в своем внутреннем опыте: он открыва­ются человеку только изнутри—в его самосознании. «Было бы очень печально, говорит Вл. С. Соловьев, если бы истины веры были бы сразу очевидны для всякого.

Тогда он собствен­но и не были бы истинами веры. Бог, спасете души, всеобщее воскресение совершенно достоверны, но их достоверность не есть принудительная для всякого ума очевидность, принадлежащая положением математическим с одной стороны и прямо наблюдаемым Фактам с другой. Очевидным бывает только мало­важное для жизни. А все то, в чем всеобщность и внутренняя необходимость соединяются с жизненною важностью,—все то, в чём предметы лишены прямой очевидности и осязательности для ума и для внешнего чувства».

Несомненно, что каждая область имеет свой орган позна­ния. Мир звуков имеет органом познания ухо, мир красок и цветов—зрение (глаз), мир логических явлений, причиной связи—разум и т. д.

Точно также и в мире духовном, сверх опытном, в об­ласти религиозного познания имеется как бы особый орган.
Дело в том, что всякое знание обусловливается двумя актами: актом непосредственного восприятия впечатлений познаваемых предметов и актом мыслительной деятельности нашего рассудка по поводу данных впечатлений; первый акт в познавании внешнего мира определяется органами внешних чувств, в области же религиозного знания—органом внутреннего чувства— сердцем. Не будь органов внешних чувств, мы не могли бы иметь никакого эмпирического познания, т. к. рассудку в данном случае принадлежит не первоначальная роль, а второсте­пенная, хотя и важная.

Точно также и в области религиозного познания—не будь особого органа для познания сверхчувственных предметов, невозможно было бы и познание их; один рассудок в данном случае не значит ничего, ибо его деятель­ность в усвоены готового материала, данного в органы внут­реннего чувства, так что вся область Евангельская, область Богопознания в его возможности, правильности и полноте опреде­ляется внутренним чувством.

Но может быть спросят—где найти веру? Верить так трудно! Ответе на это даете Сам Христос. Он говорит: „Я есмь свет, кто последует за Мною, тот не будете ходить во тьме, но будете иметь свет жизни«.

Христос приглашаете всякого ищущего света жизни сле­довать за Ним. Но прежде, чем следовать за кем-нибудь, до­вериться кому либо, мы должны, конечно, поближе познакомиться с такою универсальною личностью, как Исус Христос, нужна таким образом прежде всего не вера, а нужен выход из духовной инерции человека, нужно честное, безе всяких предубеждений, искание Бога и истины.

Искать Бога должно везде, где только можно Его найти.
Известно, напр., что большинство декабристов, (Трубецкой, Кюхельбекер, Одоевский, Батенков, Бестужев и др.), живших прежде атеистическими идеями тогдашней Франции, познали Бога и Христа только на каторге.

«Одиночный заключения и тяжелая работа в каторге заставили их серьезнее взглянуть на жизнь и проверить те легкомысленные мнимо-научные учения Запада, которыми прежде они так увлекались. Они опытно убедились, что без веры в живого и личного Бога жизнь человеческая теряет всякий разумный смысл и действительно становится «пу­стою и глупою шуткою», а возвратив себе веру в Бога, они только в религии и молитве находили для себя истинное утеше­ние и только в них черпали новые силы для перенесения своих скорбей и страданий (проф. Буткевич — «Религиозные убеждения декабристов»). Достоевскому, говорить В. С. Соловьев, действительность Бога и Христа открылась во внутренней силе любви и всепрощения.

Изведав божественную силу в душе, пробиваю­щуюся чрез всякую человеческую немощь, Достоевский пришел к познанию Бога и Богочеловека.
Вот что говорит о Канте Дедуи (Desdonits), резюмируя его критику:

«Пред идеей Бога, начертанной в нашей душе, он сомневался и спрашивал себя: идея эта не есть ли фикция на­шего ума? Пред лицом вселенной, которая являет славу Бога, он опять усомнился и вопрошал: Этот строй небес, эта гар­мония природы не пустые ли они Феномены?… Но вдруг, в глу­бине своей совести, он открывает зрелище более изумительное, чем звездное небо,—видит нравственный закон. Невозможно уже сказать, что это пустой Феномен, потому что нравственный закон необходим; невозможно сказать и то, что я сам создал этот закон,—невозможно сказать потому, что не я закону, а закон мне повелевает.

Он существует действительно, существует вечно, и стоит выше меня. Стало быть он не иначе может придти ко мне, как от Существа, которое резюмирует в себе нравственный порядок во всей полноте, не иначе, как от Существа совершенного… И благоговейно преклоняется философ: он узнал своего властелина и Бога“.

Самый же прямой и правильный путь при искании Бога и света жизни—это искать Христа в евангелие и обратиться прямо к Нему. Мы так мало знаем, обыкновенно, евангелие, а сле­довательно о Боге и Христе, что к большинству из нас от­носятся слова Спасителя, сказанный саддукеям: «заблуждаетесь, не зная писаний, ни силы Божьей».

Евангелие,—это слово изве­стно всякому из нас с раннего детства, мы привыкли к это­му слову и оттого, конечно, оно не на всякого так действует, как бы следовало: обыкновенно трудно со всем вниманием останавливаться на мыслях, который нам известны.

То же самое и с содержанием евангелия: дитя слышит евангельская события и истины из уст своей матери, читает их в уроках дет­ства, привыкает к ним, как к воздуху, которым дышит, и он нередко в последствии скользит только по поверхности его ума, не оставляя в нем глубоких следов. Кто желает по­нять смысл и силу евангелия, тот должен отнестись к нему иначе, нежели как относится к предметам обыденным, общеизвестным.

Вот наше советы дает Берсье каждому ищущему истину. Ищите Бога, ищите серьезно, и прибавлю, ищите не только своим разумом, но и совестью и сердцем. Если существует религиозная истина, то она должна быть доступна людям всякого образования и звания она не была бы так доступна, если бы ее постигали одним только умом: ибо ничто столь неравномерно между людьми не распределено, как успехи разума и хотя вы­сокий ум прежде всего приводит к Богу, но берегитесь желать балующей исключительности звания, состояния и образования».

Лучше обратитесь к сердцу и совести. Здесь пошире почва для равенства перед Богом; этими великими и широкими путями все без изъятия могут пройти ко Христу. Если Бог существует, то, очевидно, что наше отношение к Нему должно являться отношением зависимости и смирения. Но один рассудок к подобным заключением не приводит.

Рассудок исследует, критикует и решает; таковы свойственный ему отправления. Но для того, кто судит и решает, является соблазн, если не поставить себя выше того, которого он су­дит и критикует, то по крайней мере, очутиться наравне с ним.

Но разве можно так обрести Бога? Можно представить себе чело­века, приступающего подобным образом к евангелию.

Он рассматривает историю И. Христа; может быть, для него она и любопытна, и удивительна; он. исследует, сравнивает и находит между евангелиеми некоторую разницу, потом еще боль­шую; наконец и идти ему дальше некуда: он упирается как в стену, в чудеса; он встречается с таинственным, загадочным, неразрешимым; перед ним сверхъестественные, сверхчувственные Факты, которых он не может объяснить наукой, а следовательно и признать; после такой критики он решает, что не мыслима верность священного рассказа. Для него вопрос решен.

Евангелие осуждено, и по своему высоко­мерию он считает задачу оконченной, потому что видел в ней лишь вопрос исторической критики. Но вот является дру­гой человек, ищущий утешения и истины, он страдает сознанием внутренней пустоты и тревоги в совести, не озаряемой никаким светом, желает предугадать свою участь, проникнут в свое мировое значение и назначение.

Этот человек открывает евангелие, слушает И. Христа, и вот он понимает, чем является для него Бог и чем он сам должен быт для Бога. К идеалу святости, каким ему является И. Христос, его совесть относится с глубоким изумлением. «Да, говорит он, если Бог существует, то именно этого он требует от меня«.

Но какая разница между этим идеалом и его жизнью! Он с грустью сознает эту разницу, и причина его скорби становится ему понятной, Он сознает себя виновным; чем более он рассматривает себя, тем более он тревожится и нуждается в проще­нии, а когда прощение является ему в ощущении мира и спокойствия душевного, он ему верит и принимает с радостью, как небесного гостя… „Ищите Бога, но помните, что Бог истины является не любознательным умам.

Оставьте ваше гордое положение наверху, откуда вы намереваетесь начертать Ему условия, которым соб­лаговолите поручить себя. Слушайте внутреннего голоса, обвиняющего вас; слушайте глухое беспокойство и стенание вашего сердца, которое жаждет прощения, любви и мира. Поставьте себя в молитвенное общение с И. Христом, единственно открывшим нам Бога.

Сколько сомнений незаметно исчезнут тогда и прежде всего сомнения разума! Сколько сомнений и возражений падали таким образом к ногам Исуса Христа в часы скорби, печали и смерти, тогда как человеческая слова были вполне недействительны!
Сколько душ умиротворялось молитвенным общением с Ним.

Говорят основательно, что нельзя согреться, зная кате элементы составляют солнце, и посредством каких законов оно озаряет нас: в тысячу раз лучше находиться под его лучами.
То же самое происходит с солнцем души; при свете И. Христа вы видите, как исчезают сомнения, приходящие к вам от созерцания мира и кажущейся неизбежности вещей».

Итак, всякий, кто считает себя заблудившимся на жизненном пути, кто чувствует окружающее и живущее в нем самом зло и желал; бы выйти из этого положения, должен обратиться к Тому, Кто есть свет жизни, Кто сказал: «Я—путь, истина и жизнь«.

Если нам дороги честные стремления, если мы не хотим ни­когда расстаться с ними, то можем ли мы пройти мимо Того, Кто учил жить и умирать для других, Кто отдал свою жизнь для спасения людей и Кто единственно может доставить истин­ное и действительное успокоение всем труждающимся и обремененным?

Один Христос может вырвать нас из бездны греховного рабства, дать силы побеждать зло и умиротворить разлад в раздвоившемся сердце. Те же, кто чувствует себя хорошо в этом мире, говоря словами Вл. С. Соловьёва, и не могут по­нять смысл христианства, для таких людей и проповедь Христа является немым словом, потому что они не видят того зла, от которого Христос пришел спасти Мир.

Взято из журнала СТАРООБРЯДЕЦ 1906 год №07

Ещё статьи на нашем канале на Яндек.Дзен

Понравилось! поделись с друзьями:
Пономарь