Переселение старообрядцев в Туву

Предлагаемое исследование в какой-то мере должно восполнить пробел в изучении и самих старообрядцев, и истории заселения Тувы русскими переселенцами.

Причины переселения. Места исхода. Хозяйственное обустройство

Массовое переселение старообрядцев в Туву, как и других русских переселенцев, началось в последние десятилетия XIX — начале XX в. Об этом свидетельствуют имеющиеся архивные, литературные источники, воспоминания старожилов. Именно в те годы крестьянское переселенческое движение охватило всю Россию. Из ее европейской части крестьяне переселялись в Сибирь, а в Сибири — из обжитых мест в малонаселенные районы со свободными землями. Однако имеются упоминания и о более ранних единичных поселениях русских в Туве, относящихся к середине XIX в. Источники указывают, что первыми из русских в Туву проникли и основали небольшие заимки золотоискатели, золотопромышленники и приверженцы старой веры. (Такие сведения сообщают А. Адрианов, С. Минцлов. См.: ЦГА, ф. 123, оп. 1, ед. хр. 1, 1а.)

Что влекло старообрядцев в Туву? Ведь она не принадлежала России, это была заграница, чужая земля, и русского этноса там не было вообще. Привлекала, во-первых, «глушь и свобода» (А.Ф. Гильфердинг), возможность уединенного, независимого от светских и церковных властей поселения в безлюдных и малодоступных местах, где никто их не будет притеснять за религиозные убеждения. С начала раскола (вторая половина XVII в.) власти с упорным постоянством преследовали непокорных старообрядцев, те же искали и находили для себя все новые убежища в глухих лесах, необжитых местностях России, приграничных территориях и даже за ее пределами. Бывало, противоречия между старообрядцами и властью достигали такого накала, что беглецы заявляли, что они

«государя не признают, гражданские законы отвергают, податей не платят и платить не будут, паспорта в руки не возьмут».

Цит. по кн.: Покровский Н.Н. Путешествие за редкими книгами. — М., -С. 179.

Во-вторых, переселялись старообрядцы в Туву в поисках легендарного Беловодья — удаленного от мира места, недосягаемого для «слуг антихриста» (так называли старообрядцы царских чиновников), где сохранилась до никонианская вера, царствуют добро и справедливость (типичная крестьянская утопия). Беловодье открывается самым верным правой (старой) вере с самыми надежными и чистыми помыслами. Нечестивым, грешным, корыстным оно просто не покажется.

Самое обобщенное переложение социально-утопических легенд о Беловодье, распространенных среди старообрядцев Алтая, находим у Н.М. Ядринцева:

«Там, где кончаются бесконечные леса и поднимаются высоко-высоко скалистые горы, где бурно бушуют горные реки и потоки, с белой пеной прыгая по камням, где простерлась неведомая никому пустыня, где-то там за китайской границей, в непроходимых дебрях лежит загадочная земля, называемая Беловодье. Не знает этого места никто, не заезжает сюда заседатель, а между тем зашли как-то русские люди и живут привольно. Много земли у них и угодьев, и нет здесь тягостей и тяжкого крестьянского горя. Есть здесь храмы, и звон колоколов будит звуками пустыню. Никто не знает Беловодья, знает его только раскольник и русский крестьянин, пробравшиеся в него».

Цит. по кн.: Распутин В. Сибирь, Сибирь… — Иркутск, 2000. — С. 147.

В архивах сохранилась записка православного священника-миссионера Н. Путилова под названием «Усинский край», относящаяся к 80-м годам XIX в., в которой он назвал с. Усинское «гнездом раскола».

Усинские старообрядцы. Переселение старообрядцев в Туву
Усинские старообрядцы

А так как эта территория непосредственно граничит с Тувой и интенсивное переселение крестьян в Туву началось именно оттуда, понятно, что среди переселенцев значительная часть приходилась на старообрядцев. Н. Путилов так рассказывает о поисках местными старообрядцами легендарного Беловодья:

«Сектантов (для официального православия старообрядцы были разновидностью сектантов. — М. Т.) не оставляла мысль об отыскании Беловодья: они делали даже три попытки, чтобы отыскать заветный край. В первый раз партия ходоков отправилась прямо на восток в вершину Большого Енисея (Бий-Хем). Поход стоил большого труда: ходоки перевалили через громадные дикие горы и очутились наконец в Нижне-уcинском округе. Дальше они не пошли, а повернули на юг и вышли на Малый Енисей (Каа-Хем).

Неудачный опыт не образумил сектантов, они снарядили вторую экспедицию и направили ее на запад. Ходоки вышли в Бийский округ и повернули назад — домой. Раскольники видели полную неудачу своих поисков, но объяснили ее тем, что в обеих розыскных партиях не было благочестивых людей, поэтому они не могли отыскать Беловодья. Избрали они из своей среды самых благочестивых людей и направили их на юг, в надежде обрести сказочный рай за семью морями. Но и этих столпов благочестия постигла самая печальная участь: их схватили уже в Монголии, как бродяг, перепроводили в Пекин, оттуда в Кяхту, а из Кяхты погнали этапным порядком до Уса. Такое неприятное путешествие охладило их желание отыскивать Беловодье в четвертый раз».

Национальный музей Республики Тыва (далее НМРТ), д. 10523/26.

Подобные же поиски Беловодья старообрядцами Алтая (которых также немало переселилось в Туву в начале XX в.) описаны в книге В. Липинской. (Липинская В. Старожилы и переселенцы. — М., 1996.)
Еще одной причиной переселения в Туву было стремление многих семей уберечь своих сыновей от призыва в армию, тем более что в первые десятилетия XX в. — время войн и революций — набор в армию шел постоянно и интенсивно. А строгое следование религиозным правилам запрещало старообрядцам отдельных толков служить в армии, поскольку служить государству, считали они, все равно что служить антихристу. Переселялись также в глухие недоступные места, спасаясь от налогообложений и прочих податей. И наконец, у русского населения приграничных с Тувой территорий (тогда в официальных документах Тува называлась Урянхайским краем) существовали легенды о богатстве этой страны:

там много свободной земли, богатая зверем, птицей и орехом тайга, великое множество рек и озер с рыбой и т.д.

В наши дни на вопрос о причинах переселения потомки первых переселенцев-старообрядцев могут ответить и так:

«Люди ехали, и мы поехали»

(так ответила старообрядка М.Т. Шумова, родители которой переехали с Алтая в Туву в 1916 г.).

Итак, из сказанного выше видно, что крестьянская колонизация конца XIX — начала XX в., вызванная аграрным кризисом в России, объединилась со старообрядческой идеей, и староверы двинулись в Туву в поисках уединения, спокойствия и земли обетованной.

Позже к вышеназванным причинам переселения добавилось желание укрыться подальше от войн, революций, колхозов и раскулачиваний, которые обрушились на многострадальное русское крестьянство в первой половине XX в. «Если сюда и дойдет (война, революция и коллективизация. — М. Г.), то попозже», — рассуждали крестьяне, надеясь спастись в Туве от всех этих напастей.

Первые попытки переселиться на постоянное жительство в Туву были предприняты в 1862 г. уймонскими старообрядцами (Алтай), они основали поселок, но позже были высланы обратно. (Дулов В.И. Социально-экономическая история Тувы. XIX — начало XX века. — М., 1956. — С. 361.)


Вообще же переселение крестьянской семьи в такое место, как Тува, было делом очень непростым. Как справедливо писал Р. Кабо,

…в то время как новосел водворялся преимущественно в черте заселенного пространства, не рискуя: сам вступить в борьбу с горно-таежными пространствами и всякого рода неизвестностями ожидающими переселенца за хребтом, наиболее предприимчивые старожилы-сибиряки бросают давно насиженные места и отправляются за хребет в “обетованную землю”.

Кабо Р. Очерки истории и экономики Тувы. — М.; Л., 1934. — С. 135.

У Н.М. Ядринцева, изучавшего в конце XIX в. старообрядческие поселения на Алтае, имеется утверждение о том, что старообрядцы из верховьев Енисея в XIX в. переселялись на Алтай:

«Из рассказов и местных показаний мы узнали, что русские раскольники жили на устье Аргута, бурной горной реки, впадающей в Катунь. С тех пор эта река получила название Тополевки… С этой Тополевки после перешли старообрядцы на Уймон. Нам передавали на Уймоне, что на Тополевку зашли старообрядцы с вершин Енисея. В вершинах Енисея также гнездилось старообрядчество и, вероятно, поддерживало сношения с Алтаем».

Ядринцев Н.М. Раскольничьи обшины на границе Китая Ц Сибирский сборник. — СПб., 1886. — Кн. 1. — С. 45.

Однако известными пока мне материалами факт переселения в XIX в. старообрядцев с верховьев Енисея на Алтай не подтверждается. А вот с Алтая в Туву переселилось значительное количество старообрядцев.

Самыми первыми постоянными русскими поселенцами в Туве стали старообрядцы из с. Усинского (ныне юг Красноярского края). Это село было основано в середине XIX в. старообрядцами-беглопоповцами, выходцами из Тобольской губернии. (Кон Ф. За пятьдесят лет. — М., 1936. — Кн. 3. — С. 13.) С течением времени в это село стали селиться староверы других толков, а также обычные православные «никониане». По воспоминаниям старожилов Тувы, выходцев из с. Усинского, в начале XX в. в Усинском было уже три церковных здания: православная церковь в Верхнеусинском и старообрядческая часовня австрийского согласия, а также моленный дом беспоповцев в Нижнеусинском (РФ ТИГИ, д. 248, л. 59.).

Верхне - Усинск 1913 год
Верхне-Усинск 1913 год

Отношения между приверженцами официального православия и старообрядцами часто складывались не в пользу старообрядцев, ведь вместе с «еретиками», как старообрядцы называли «никониан», появились миссионеры, исправники и царские чиновники. Старообрядцы же всегда стремились избегать любых форм зависимости и подневольности. Да и желание «уйти от мира», поселиться в глухих местах на свободной земле, в окружении единоверцев не покидало их никогда. Побеги в «пустолежашие» места всегда были характерны для этой части населения. А соседняя Тува как раз представлялась им таким местом, и в среде усинских староверов, по воспоминаниям наших информантов, много было разговоров о свободных безграничных просторах и природных богатствах этой земли.

Постепенно, сначала русскими торговцами, а потом и переселенцами был проложен путь в Туву через ее северные границы (строительство колесного Усинского тракта, нынешней трассы Абакан — Кызыл, началось только в 1909 г. и растянулось на долгие годы). Сначала переселенцы из других губерний разными способами добирались до Минусинска, а затем на лошадях перебирались в Туву через Казанцево, Шушенское, Жеблахтинское, Ермаковское, Сайбинское, Григорьевское, Верхнее и Нижнее Усинские села. Далее в Туву можно было добраться четырьмя разными путями. По сути дела, это были вьючные горные тропы, все труднопроходимые, ведущие через реки и перевалы. Этими тропами летом на телеге проехать было невозможно, груз приходилось перевозить вьючным путем, как выразился один из информантов —«везли колеса верхом».

Усинский тракт, нынешняя трасса Абакан — Кызыл. Переселение старообрядцев в Туву
Усинский тракт, нынешняя трасса Абакан — Кызыл

Несколько легче было зимой — санный путь большей частью шел по льду Енисея и только в районе Большого порога, который не замерзал никогда, приходилось делать объезд. Зимний путь был предпочтительнее и по хозяйственным соображениям: переселенцы успевали к весенним полевым работам.

Перед переездом, как это было везде при переселении на новые земли, засылали ходоков, которые на месте разведывали положение дел и вели переговоры с местными властями о предстоящем поселении. До 1913 г. разрешения на поселение выдавались начальником Усинского пограничного округа, позже — заведующим устройством русского населения в Урянхае.

Путь переселенцев в Урянхайский край был долгим и трудным, перебирались большой неразделенной семьей (двух-, а то и трехпоколенной), обычно зимой по санному пути, нередко со скотом (информанты говорили, что местные тувинские коровы давали меньше молока, поэтому коров гнали своих), домашним скарбом, малыми детьми. Случалось, сани с грузом и людьми попадали в полынью. Обычно преодоление отрезка пути от Минусинска и перечисленных сел до Тувы занимало от двух недель до месяца. Позже, когда был проложен Усинский колесный тракт, хорошие извозчики перевозили из Минусинска в Кызыл за неделю, а то и быстрее.

Приведу некоторые записанные мною в 1980-е годы свидетельства старожилов, относящиеся к тем временам. Вспоминает Т.П. Иконникова (1904 г.р.), переехавшая в Туву в 1914г.:

«Отец мой сначала сходил сюда в Туву ходоком, как раньше называлось, поднасмотреть место… Здесь (Верхненикольское, ныне Бай-Хаак. — М Т.) уже русские были, мы в тот же год домики, землянки сделали»13. П.Т. Афанасьева (1910 г. р.), переезжавшая в Туву, в с. Атамановку, в 1917 г. рассказывает: «Отец вперед ходоком ходил, посеял одну десятину. Урожай сняли, и нас столько он прокормил одной десятиной (семья была 10 человек. — М. Т.). Хлеб такой здесь родился, и на посев еще было»14.

РФ ТИГИ, т. 250, д. 1019.

Самой первой русскими переселенцами была заселена долина р. Уюк, удобная для землепашества. В других местах опорными пунктами русской крестьянской колонизации стали уже существовавшие торговые фактории и заимки — одинокие избушки, землянки, построенные для звере промысла и рыбной ловли, часто обитаемые лишь в промысловый сезон. Вновь прибывшие зимой останавливались у заехавших раньше, уже успевших как-то обжиться на новом месте, и быстро старались построить теплое, хотя и примитивное жилье.

Первым жильем чаще всего были бескрышные (с дерновым покрытием — долгое время не было кровельного материала или его не на что было купить) домики, землянки и полу землянки времянки. А сооружение настоящего дома или избы требовало уже значительных сил и средств, продолжалось иногда не один год и начиналось обычно тогда, когда поселенцы окончательно определялись с местом жительства. В сознании переселенцев, судя по их воспоминаниям, долгое время присутствовало ощущение, что живут они на чужой земле и власти их могут выслать в любой момент. Это также порой надолго задерживало строительство постоянного, добротного жилья, дома «на века».

Один из чиновников Переселенческого управления, описывая в 1918 г. русские поселки ныне Тандинского кожууна, отмечал:

«Несмотря на хорошие урожаи каждый год, все же население, даже и старожилы, как-то не стараются возводить более сносные постройки. В каком положении были постройки четыре года тому назад, в таком же остались в настоящее время. На весь поселок только две избы по две комнаты и то очень невзрачного вида… Это зависит от самого населения, которое, как видно, не особенно стремится с обустройством своего жилища».

ЦГА, ф. 123, оп. 3, ед. хр 362.

Это замечание чиновника перекликается с наблюдениями Н. Путилова о жилище усинских староверов 80-х годов XIX в.:

«На первых порах усинцы, постоянно собираясь в Беловодье, не обзаводились хорошими домами, они строили только одну избенку и потом уже притыкали к ней кое-какие клети…»16.

ТРКМ, КГ 10523/26, с. 17.

Для русских переселенцев в Туве вообще и для старообрядцев в частности не было характерно стремление украсить свое жилище деревянной резьбой снаружи или цветной росписью внутри (как это наблюдается, например, у забайкальских староверов — семейских). Вероятная причина этого — неоднократные перемещения семей внутри Тувы, нестабильность ситуации, возможность вынужденного выезда из Тувы насовсем (особенно в то время, когда она не была частью России).

Место для поселения обычно выбиралось так, чтобы можно было заниматься земледелием, хлебопашеством, завести огород. Как правило, селились неподалеку от леса. Строевой лес нужен был для постройки жилого дома, а для его отопления необходимы были дрова. Считалось, что лучшее время для заготовки строительного леса — февраль — март, тогда же заготавливали и дрова. Поблизости обязательно имелась проточная вода: старообрядцы большинства толков считали, что для питья и приготовления пищи, а также проведения некоторых обрядов (например, крещения) годится только свежая проточная вода («в проточной воде ангел сидит»). Близость реки или ручья позволяла также сооружать «мочажные канавы» для орошения пашни в засушливой местности. Колодезная вода могла использоваться для хозяйственных нужд, полива.

Определенной планировки при застройке поселка не придерживались, ставили дома, как удобно. Часто они образовывали одну улицу, тянущуюся вдоль реки или дороги.

Самым типичным жильем семьи русского крестьянина-переселенца в Туве в начале XX в., в том числе и старовера, была бревенчатая (из лиственницы, сосны) крестьянская изба, состоящая из холодных сеней и отапливаемой избы (двухкамерный тип жилища) или из сеней с кладовой, горницы и кухни (трех камерный тип жилища). Для одиночного поселения строились крошечные избы-клети (однокамерный тип). Лучшим считался дом, рубленный из лиственницы в 10 венцов.

В семейном доме обязательна была большая глинобитная русская печь, служившая до ЗО лет. Кирпич стал использоваться позже, уже в 1930—1940-е годы. В избе жили по 10—12 человек (неразделенной семьей), кровать была только в горнице, поэтому члены семьи спали на печи, на полатях, на лавках, а то и просто на полу. Зимой в сильные морозы в эту же избу, в закуток между печью и стеной, хозяевам нередко приходилось брать новорожденных телят и другой молодняк, пока они не окрепнут.

По свидетельству жителя с. Усть-Бурень (Грязнуха) С.И. Мурыгина (1911 г.р.), семья его деда переехала в Туву еще до революции, они жили в Медведевке большой семьей — в одной избе 22 человека. (Следует сказать, что в конце XX в. староверы в Туве жили гораздо просторнее.) Всей семьей засевали 10 га, держали скот: 5 коров, 7~8 свиней, 30 овец, 4 лошади, птицу. Одним из важных источников средств к существованию большой семьи была рыбалка (РФ ТИГИ, т. 981.).

с. Усть-Бурень (Грязнуха). Переселение старообрядцев в Туву
с. Усть-Бурень (Грязнуха)

Количество построек в обустроенной усадьбе зависело от зажиточности хозяина, но обычно она состояла из жилых — дом, времянка — и хозяйственных — баня, амбар, погреб со льдом, сараи для инвентаря, хлев, навес для скота и стайки (утепленные сараи для скота) — построек. Комплекс хозяйственных построек в местных деревнях называется двором. Селившиеся в глуши старообрядцы вынуждены были обходиться минимумом инструментов и строительных материалов. В большом дефиците были гвозди и стекло. Один из моих информантов (с. Сизим) утверждал, что при переселении в Туву его родители в тайге построили дом без единого гвоздя, а сам он впервые увидел проволоку в 16 лет. Жилой дом большой старообрядческой семьи 1930-х годов в верховье Енисея в местечке Шивей (Швея), а также его внутреннее убранство описаны в книге П. Маслова «Конец Урянхая»:

«Огромных размеров печь. Скамьи вдоль стен, грубо сколоченные столы, лежанки с соломенными матрацами. Обычная старообрядческая чистота».

Маслов П. Конец Урянхая. — М., 1933. — С. 133.

Жильем старовера-отшельника, селившегося в отдалении от других, была обычно избушка-келья. В своих воспоминаниях, оставленных в 1970-е годы, бывший старообрядец Е.Д. Паздерин (1902 г. р.) описывает келью своего дяди (1918 г.): «Землянка, которую они называли “келья”, стояла за камнями, чтобы не видно было с дороги, и состояла из одной комнаты размером 5×5.

Келья… была не побелена, на потолке паутина, стены и потолок были черными. Посреди кельи стояло корыто, в котором лежала лучина, приготовленная для освещения… В переднем углу стоял налой, на котором лежала толстая книга. На полочке стояли иконы, медные и деревянные. В другом углу — русская печь. В куте стояла деревянная кадка с водой и несколько глиняных горшков, два котелка жестяные. В одном углу на веревочке висел туесок, из которого умывались. На полу стояли две скамейки, стол на крестовине. Вместо окна была прорублена дыра, в которую было вставлено стекло… Балка лежала наверху круглая, потолок был настлан на два ската из плах необтесанных».

Для освещения кроме лучин использовались самодельные жировые свечи и сальники: в выдолбленную брюкву или редьку наливали жир и опускали фитиль. Для культовых целей изготавливали свечи из воска. По воспоминаниям старожилов, записанным в 1990-е годы, в верховье Енисея первыми из старообрядцев поселились Юрковы, Деменевы, Зайцевы, Рукавицыны, Шутовы, Некрасовы, Шмаковы, Лубошниковы, Жулановы, Потылицыны, Миковы, Сасины, Губины, Долговы, Соколовы и др. Имена и фамилии первых русских поселенцев в Туве, как и повсюду в Сибири, давали название заимкам, а потом и деревням. Так появились Даниловка, Федоровка, Зубовка, Владимировка, Пестуновка, Максимовка (ныне Балгазын), Германовка, Чихачевка, Мокеевка, Хлебникове, Щербаковка, Морозовка, Марачевка, Атамановка, Казанка и др. Имена первых поселенцев сохранились и в названиях отдельных местечек: под Кызылом есть Вавилинский затон, Горбуневский остров, рядом с Эржеем — Грехова поляна, на Малом Енисее есть Панфилов порог (там утопился, спасаясь от преследователей, старообрядец Панфил Чунарев), близ Сейбы текут небольшая Маркелова речка (Маркелиха) и Соболев ключ, названные в честь первых поселенцев-староверов (сейчас староверов в этой деревне нет), и т.д.

Русские называли новые селения и в честь христианских святых и религиозных праздников, по времени совпавших с основанием поселения, например Ильинка, Успенка, Петропавловка, Знаменка, также широко использовались уже существующие местные названия. Ныне многие из этих деревенек исчезли, другие переименованы, но параллельно в памяти и повседневном употреблении жителей остались их прежние названия. Это, как нам представляется, не только сила привычки, но и дань уважения основателям этих населенных пунктов, построившим первые дома и разработавшим земли под пашни, признание их заслуг.


Аграрное и хозяйственное освоение новых природно-климатических зон проходило также непросто. Хозяйственная жизнь переселенцев обусловливалась традициями, сложившимися на прежних местах обитания, и адаптацией к новым условиям. Вновь обращаюсь к воспоминаниям старожилов:

«Сначала трудно было, ничего не было, ничего сюда не завозилось. Отец привез с собой бороны. Семян привезли, даже куриц привезли. Скот не могли с собой пригнать (переезжали зимой), без скота долго, трудно жили. Тувинские коровы не нравились, они с телятами доятся… Потом приехали люди с Алтайского края, Чуйским трактом, они летом переселялись, пригнали русских коров, табуны целые, вот мы потом и развели русских коров».

(РФ ТИГИ, фонд фольклорный, т. 250, д. 1019.)

Кроме коров держали лошадей, свиней, овец, реже коз, кур, гусей, уток, кошек («без кошек мыши съедят»). Пасли скот чаше всего без пастухов, скот клеймили. Для охоты держали собак. Как говорят опытные охотники:

«В тайге три друга у охотника — ружье, собака и огонь».

Редко когда прибывшие сразу обосновывались на одном месте. Причины внутренней миграции, нескольких переездов крестьянина с одного места на другое, были разные: чаще всего это холодный климат, малоснежная зима, поздние заморозки весной и ранние — осенью, что не позволяло земледельцу выращивать привычные культуры. Например, чтобы вырастить картофель, по утверждению местных жителей, нужно было 120—130 безморозных дней (раннеспелые сорта картофеля появились позже). Рожь в большинстве мест вырасти успевала («матушка рожь кормит всех сплошь»), а пшеница нет, для пшеницы нужно 140 дней без заморозков. «В подтаежной зоне холодно, не всегда хлеб вызревал», — рассказывали старожилы. А хлеб всегда был основным продуктом русского крестьянина, зерно использовалось также на корм скоту и птице, это и объясняло неоднократные переезды, поиски подходящего для земледелия местожительства.

Переезд мог происходить путем сплава на нескольких плотах имущества, скота. Иногда даже разбирали рубленый дом и сплавляли вниз по реке, чтобы поставить на новом месте. Богарное земледелие в засушливой Туве было делом ненадежным, требовалось орошение. В 1910 г. в «Записках о пределах колонизационной емкости Урянхайского края» царский чиновник писал:

«Почвенные условия при наличности орошения могут считаться прекрасными. Населением высеваются все виды хлебов; в огородах имелись все овощи включительно, до дынь и арбузов. …С десятины пшеницы (владельческая десятина — 1,45 га. — М. Т.) ожидалось бора до 250 пудов. Очень много рыбы. Последнюю ловят в больших количествах даже в оросительных канавах».

ЦГА, ф. 112, оп. 1, ед. хр. 9, л. 26.

По воспоминаниям Е.Д. Паздерина, чтобы заниматься земледелием, выращивать пшеницу, ему пришлось из Шивея, где пшеница вымерзала, перебраться на жительство в Бельбей. Известно также, что по этой же причине было оставлено с. Себи — одно из первых поселений русских старообрядцев по Пий-Хему, заброшены некоторые другие поселения.

Кроме хлебных культур выращивали просо, овес, ячмень, лен, из которого ткали полотно, коноплю для изготовления веревок, половиков и получения конопляного масла, которое шло в пищу. В огородах поселенцы обычно сажали те культуры, которые им были хорошо известны по прежним местам жительства, за исключением арбузов. Именно в солнечной и жаркой летом Туве на равнинных местах арбузы успевали созревать, и бахчи были у многих. Помидоры в 1930-е годы были редкостью, они вошли в широкий обиход уже в советское время. Примечательно, что в маловодных южных районах Тувы, где невозможно было заниматься земледелием (Эрзин, Овюр), а также в высокогорных степных местностях (Монгун-Тайга) русские не селились совсем.

В отдельных случаях природное изобилие компенсировало людям издержки экстремального климата. Богатства тайги, множество рыбы в озерах Тоджи, в верховье Енисея обусловили некоторые изменения в традиционных способах крестьянского хозяйствования и добывания средств поселенцев-старообрядцев. Охота, рыбная ловля, выгонка дегтя и другие таежные промыслы становились главными в хозяйстве. Рыбу в Туве ловили самыми разными способами: сетями, неводами, бреднями, которые изготавливали в каждом доме; лучили острогами с лодок, плели из прутьев верши, морды и т.д.

Приведу еще один фрагмент из воспоминаний Е.Д. Паздерина о том, как ему пришлось в Шивее вести собственное хозяйство сразу после женитьбы:

«Наживать стали хозяйство, я перешел жить к старикам, у которых жила моя жена. У них тоже был один конь, корова была. Когда я стал зарабатывать на охоте, то быстрее пошло хозяйство. Отец их был бондарь, делал кадки, выделывал лосиные кожи. Из лосиной кожи вышивали рукавицы и обменивали на хлеб. Кадки тоже вывозили в поселки и обменивали на пшеницу… Затем рыбачили, рыбалка тогда была хорошая. Ловили лучом, острогой, рыжовкой, сетями. В один год мы за две недели сетями поймали 50 пудов рыбы, сами ели и зимой вывозили и обменивали на хлеб. Рыбы были разные — хариус, таймень, ленок. Редко попадались сиг и налим. Также орехов добывали, за осень около ста пудов орехов добывали. Сами себя, конечно, не обижали, ели, сколько хотели, а остальное вывозили и обменивали на хлеб. Обменивать и закупать ездили в Сарыг-Сеп, Федоровку, Бояровку, Медведевку».

РФ ТИГИ, фонд фольклорный, т. 234, д. 952.

Небольшие пашни и огороды, а также некоторое количество домашнего скота были у всех, но имели теперь подсобный характер, а муку и зерно поселенцам этих мест в основном приходилось покупать или менять на рыбу, пушнину и др. «Пуд муки одному человеку на месяц хватало», — вспоминают сегодня пожилые старообрядцы.

В условиях высокогорной таежной Тувы появились и новые для переселенцев виды занятий — довольно прибыльное мараловодство и горное пчеловодство.

«Приручение марала было культурным изобретением наших крестьян», — писал об алтайских староверах, селившихся в таежной местности, Н.М. Ядринцев.

Ядринцев Н.М. Раскольничьи общины… — С. 28.

То же было и в Туве. Все лето маралы (чаше всего 2~4) свободно паслись в больших загонах, огороженных высоким забором, — маральниках, а зимой их кормили сеном.

Получили также развитие различные промыслы — изготовление деревянной и глиняной посуды, корзин, туесков, бочек, саней, прочей хозяйственной утвари, выделка кож и изготовление кожаных изделий, кожаной и валяной обуви, конской упряжи и т.д.

Иногда причиной перемены места жительства было поселение в старообрядческих селах вновь прибывших мирских, «никониан», что угрожало размыванием устоев старой веры, ассимиляцией с мирскими. Как считают историки и этнографы, несмешение, несообщение, отстраненность — одно из условий выживания, сохранения малой конфессиональной группы, находящейся в окружении своего же этноса, и старообрядцы хорошо это понимали(См. об этом: Липинская В. Старожилы и переселенцы. — С. 37 и далее.). Поэтому они стремились свести контакты с «еретиками-никонианами» к минимуму, селиться компактными поселениями, которые позволяли постоянно общаться и вести сходный образ жизни. Если же это было невозможно, то пытались хотя бы отгородиться от иноверцев высокими плотными заборами или ставили дома глухой стеной на улицу (такие дома сохранились, например, в Бай-Хааке).

Из-за желания уклониться от постоянного общения с «никонианами» многие старообрядцы, первоначально поселившиеся в Зубовке, Федоровке, Медведевке, Бай-Хааке, Баян-Коле и других деревнях, позже стали перебираться в более отдаленные, малолюдные места, в основном в высокогорное верховье Енисея, основывая там новые поселения. Хорошо знающие религиозную литературу старообрядцы помнили о десяти правилах для христианина отцов Петра и Павла, одно из которых гласит:

«Аще же нечестивые держат место, да бегаеши от него, понеже осквернено бысть от них» .

(Кормчая)

В поисках чистых мест старообрядцы перебирались все дальше, осваивая самые глухие места.

В архиве сохранился документ 1915г., содержащий просьбу группы старообрядцев на отселение из Даниловки, Мокеевки, Знаменки в новое место, в пос. Казанка (ныне Улуг-Хемский кожуун), где уже поселились их единоверцы. Ответ заведующего переселением Шкунова был таким:

«Объявить жителям поселка Даниловского, Мокеевки и Знаменки, старообрядцам, что против переселения их в поселок Казанку я ничего не имею, но предварительно они сами должны войти в соглашение с сойотами об уступке им земель».

ЦГА, ф. 123, оп. 2, ед. хр. 32.

Так же несколько позже в Тес-Хемском кожууне была основана крошечная уединенная деревенька Куран, прилепившаяся к подножию горы, населенная только старообрядцами пожилого возраста. «Родители удалялись от мира» — так сегодня объясняют причину поселения своих предков в пустынной местности или в непроходимой таежной глуши их потомки.

Еще одним местом исхода старообрядцев в Туву, как уже говорилось, стал Алтай, в частности села Бийского уезда и большое село Уймон, расположенное на р. Катунь (ныне Усть-Коксинский район Горного Алтая), где старообрядцы-беспоповцы появились еще в XVIII в. Именно в среде старообрядцев — выходцев с Алтая дольше всего жила легенда о земле справедливости Беловодье, которую они надеялись найти в Туве. Большая часть переселенцев с Алтая осела в верховье Енисея. В книге П. Маслова «Конец Урянхая» описано одно такое переселение с Алтая в 1911 г. со слов некоего Юнеева:

«Вот мы снялись, 70 семей, и подались сюда. Которые сыновей от военной службы спасали (из Урянхая в солдаты не брали), которым так не нравилось. Со скотом мы два месяца тащились, через Кош-Агач, вожаков нанимали».

Маслов П. Конец Урянхая. — С. 106.

Семья М.Ф. Супрыгиной (1907 г. р.) тоже переезжала в Туву в 1910 г. с Алтая, из с. Катанды Бийского уезда. В Сарыг-Сепе (тогда Знаменке) уже жили родители и братья ее матери Мамонтовы, все староверы. По ее словам, от них пришло письмо, что земли много, урожаи здесь хорошие, «калачи на березах растут», как выразилась рассказчица. Отец с матерью и восемью детьми ехали летом, через Монголию, с собой гнали коров и лошадей.

Е.Д. Паздерин подробно описал путь из с. Уймон в Туву(РФ ТИГИ, д. 503.). Подростком вместе с дядей он проделал этот путь в течение месяца зимой 1918 г. на санной подводе, причем всю дорогу шел пешком, вслед за гружеными санями. Протяженность этого пути, как утверждает автор, составила почти 1000 км.

Стоит сказать, что Е.Д. Паздерин оставил самые полные из всех известных мне и, на мой взгляд, довольно объективные воспоминания о старообрядцах Тувы (РФ ТИГИ, д. 503, 714; фонд фольклорный, т. 234, д. 952, 954). И это несмотря на то, что сам он во второй половине жизни совершенно отошел от религии и даже стал принимать активное участие в антирелигиозной пропаганде среди верующих односельчан, был активным корреспондентом газеты «Тувинская правда». Приехав в Туву в 16-летнем возрасте, он всю жизнь прожил среди старообрядцев, и свое первое десятилетие жизни в Туве был активно верующим, жил в глухом Верховье, сначала в одиночной келье, неподалеку от местечка Ийи-Куль, а затем в Шивее, Бельбее, Бурен-Бай-Хаке, населенных преимущественно староверами-беспоповцами.

Итак, по воспоминаниям Е.Д. Паздерина, в труднодоступном верховье Енисея, куда они добрались, в 1918 г. уже существовало несколько поселений и заимок старообрядцев беспоповцев. Он называет Бельбей, Шивей, Чодуралыг, Ужеп, Чебарлыг, всего населения в них, как он считает, было около 100 человек. А ниже по Каа-Хему были довольно-таки большие по местным меркам русские села — Даниловка, Знаменка, Медведевка, Бояровка, Зубовка, где старообрядцы-поповцы (белокриницкие) жили вперемешку с «православными». Было также множество совсем мелких поселений из 10—20 дворов — Таракановка, Долгановка, Муромцевка, Шан и др., которые позже исчезли.

Старообрядцы Тувы некоторые названия оставляли как есть, местные, не переименовывали
Ужеп
В отдалённом Бельбее. Переселение старообрядцев в Туву
В отдалённом Бельбее

Наконец, некоторая часть переселенцев-старообрядцев перебиралась в Туву непосредственно из европейской части страны. По воспоминаниям их потомков, «ехали с остановками, искали место», ехать пришлось не один год, в пути останавливались, засевали участки земли, собирали урожай, старались заработать какие-то деньги, чтобы продолжить путь. В пути рождались дети, умирали старики.

При одновременном заселении нового места несколькими семьями старообрядцев распределение пашен, покосов происходило обычно по жребию, в дальнейшем такие вопросы решались сельским сходом. Крестьянское самоуправление разбирало также вопросы принятия новых членов в деревенскую общину, коллективные хозяйственные дела: огораживание пашенных участков, строительство и чистка оросительных канав, плотин для полива лугов и пашен, мостов и т.д. Перед властями от имени деревни, поселка выступал старший выборный, которого избирали на сельском сходе. П. Маслов назвал староверческую деревню Бельбей 1930 г.

«мужицкой церковной республикой».

Маслов П. Конец Урянхая. — С. 137.

Несколько небольших поселков обычно обслуживала одна мельница. Но были распространены также маленькие мельницы-мутовки с расположенным горизонтально водяным колесом.

Отдельными семьями или группами семей старообрядцы перебирались на жительство в Туву в течение всего XX в., например сразу после Великой Отечественной войны приток русского населения сюда был довольно значительным, поскольку в 1944 г. Тува вошла в состав Советского Союза и граница стала открытой. Позже, уже в 1950—1960-е годы, в Туву перебрались еще несколько десятков семей старообрядцев-беспоповцев в основном из Пермской, а также из Томской и Кемеровской областей. По словам информантов из этой группы переселенцев, здесь уже жили их родственники или знакомые единоверцы, которые их звали и считали, что условия жизни в Туве для них лучше, чем на прежнем месте. Почти все они расселились в верховье Каа-Хема, в селах Бурен-Бай-Хак, Ужеп, Эржей, а также Сизим, где в то время создавался леспромхоз и нужны были рабочие руки. Но и тогда лишь единицы сразу поселялись на постоянное место жительства, только к уже вышеназванным причинам внутренней миграции старообрядческого населения в Туве во второй половине XX в. прибавлялась необходимость учить детей в восьмилетней или средней школе, поскольку в небольших деревнях и поселках были только начальные школы, а в некоторых селениях их не было вообще.

Точных данных о количестве старообрядцев в Туве в те или иные годы нет. Об их численности в первые десятилетия XX в. и позже можно судить по разным источникам лишь приблизительно, причем данные эти не совпадают. Так, Г.Е. Грум-Гржимайло пишет, что

«к началу XX столетия общее число русских не превышало… 1555 душ обоего пола, в 1914 году оное число перешло за цифру 6000».

Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. — Л., — Т. 3, вып. 2. — С. 543-544.

В докладе С.Р. Минцлова за 1914 г. указывается, что

«русское население Урянхая все возрастает и доходит до 7000 человек».

ЦГА, ф. 123, оп. 1, д. 1а.

В.И. Дулов указывает, что

в 1915 г. старообрядцами являлась большая часть населения Малоенисейского (ныне Каа-Хемского) района — 141 хозяйство из 243. В других районах Тувы, где были русские поселения, старообрядцы составляли от 10 до 30% русского населения.

Дулов В.И. Социально-экономическая история Тувы… — С. 451.

По архивным материалам Красноярского краеведческого музея, в 1916 г.

удельный вес старообрядцев среди русских жителей Мало енисейского района составлял 58 %. В Подхребтинском районе их было 27,5 %, в Турано-Уюкском — 17,5, Чакуль-Шагонарском — 9,5, на Тодже они составляли чуть больше 6 %.

Архив Красноярского краеведческого музея, ф. 7886/21 1. — С. 87.

Р. Кабо указывает, что после 1911 г. общая численность русского

населения Тувы была около 12 000 человек(Кабо Р. Очерки истории… — С. 173.). В «Истории Тувы» даются такие сведения об общей численности русских в этот период: в 1910 г. — 2100 человек, а в 1919 г. уже 12 000 человек(История Тувы. — Новосибирск, 2001. — Т. 1. — С. 325.). В Ежегодных сведениях о числе русского населения в Урянхайском крае на начало 1917 г. указывается численность 8484 лиц обоего пола(ЦГА, ф. 123, оп. 3, ед. хр. 27.). В протоколах хуралов 1921 г. указана другая численность русских — 10 300 человек(Создание суверенного государства в центре Азии. Протоколы хуралов 1921 года. — Село Бай-Хаак, 1991. — С. 82.). В 1947 г. подполковник Еськов, временно исполняющий обязанности начальника УМГБ по Тувинской автономной области, в справке для руководства Тувы указывал:

«Староверы расселены в основном в двух районах: Каа-Хемском — 149 хозяйств и Тандинском — 104 хозяйства, в общей сложности до 600—700 человек».

Народная летопись. — Кызыл, 2001. — С. 74.

В начале 1960-х годов в Туве проживало более 400 старообрядческих семей в основном в Каа-Хемском, а также в Тандинском, Тоджинском и Тес-Хемском районах(Хомушку О. Особенности государственно-церковных отношений в Туве (1944—1990 гг.) // Круг знаний. — Кызыл, 1998. — С. 25.).

Взаимоотношения старообрядцев с властями и коренным населением в годы обустройства на новых местах

Массовое переселение русских крестьян в Туву происходило в сложных исторических условиях. На рубеже двух веков обострилась борьба между Китаем и Россией за влияние в Туве. Свои интересы здесь были и у Монголии. Кончилось все это, как известно, объявлением протектората России над Тувой в 1914 г.(История Тувы. — С. 310 и далее.). Царское правительство ставило задачу поэтапного проникновения за Саяны и мирного присоединения этого края к России.

В этой связи начавшаяся активная колонизация русскими крестьянами Тувы совпала с интересами России, поэтому не встречала особого противодействия со стороны царских чиновников. Не чинили они никаких препятствий, вопреки обыкновению, и переселению старообрядцев. Начавшаяся стихийно крестьянская колонизация позже стала как-то регулироваться местными чиновниками, специально созданным Переселенческим управлением (велся учет переселенцев при пересечении границы, составлялись посемейные списки, разбирались конфликты как между переселенцами, так и с коренным населением из-за земель, покосов, краж скота, устраивались фельдшерские пункты, велось оспопрививание и Т.Д.).

После установления протектората России над Тувой в российской и сибирской прессе активно обсуждался вопрос о переселении в этот неведомый край, причем нередко проводились аналогии с освоением Австралии и «дикого Запада» в Америке. Например, газета «Сибирская жизнь» посвятила рассказам об Урянхайском крае несколько статей. Вот один из откликов на них:

«Я познакомился с Урянхайским краем по статьям Адрианова в газете “Сибирская жизнь” за 1915 г., а также по рассказам переселенцев, едущих туда из города Бийска. Эта “русская Австралия” пробудила во мне давно забытые грезы детства об американских прериях по чудным романам Майн Рида. Читая статьи… мысленно видишь эту богатую во всех отношениях девственную еще громадную страну. Блестящая будущность обеспечена этой стране, и я бесповоротно решил переселиться туда».

ЦГА РТ, ф. 123, оп. 2, ед. хр. 35, л. 142.

Среди переселявшихся преобладали все же не романтики и мечтатели, а люди дюжие, практичные, закаленные — только такие могли выжить и прижиться на новой земле. Из печатавшихся материалов читатель должен был сделать примерно такие выводы:

«В этой стране хоть и богатой, но суровой, имеет место наличие таких условий, которые в состоянии преодолеть лишь люди выдающейся энергии и предприимчивости… Контингент новых засельщиков мобилизовался исключительно из надежного старожильческого населения Сибири, как элемента более стойкого и способного к борьбе с природою».

ЦГА РТ, ф. 112, ол. 1, ед. хр. 7,

Требуемым условиям полностью соответствовали переселенцы старообрядцы. Они в большинстве своем не просили у властей денежной помощи, их не отпугивали, а напротив, иногда привлекали трудности и испытания, поскольку переселение, поиски земли обетованной были связаны не только с экономическими причинами, но и с идеологическими, религиозными мотивами («Господь испытывает человека, проверяет крепость его веры», поиски Беловодья). Эта этно-конфессиональная группа всегда отличалась высоким уровнем адаптационных возможностей, не раз за свою историю старообрядцы обживали самые малопригодные земли. А уж упорства, предприимчивости, хозяйственной сметки, умения работать на земле им было не занимать. Именно благодаря этим качествам старообрядцам удавалось уцелеть после казней и репрессий, многовековой неравной борьбы с царскими, церковными, а позже и советскими чиновниками. Им и до переселения в Туву уже приходилось довольно успешно обживать новые места, преодолевая иногда неимоверные трудности. В Туве старообрядцы какое-то время чувствовали себя свободно, не ощущая налогового гнета и административного нажима поскольку сюда довольно долго, почти до 1930-х годов не распространялись действия их преследователей.

Так как староверы стремились селиться в глухих малолюдных, а то и пустынных местах (это восточные и северные земли — Тоджа и Каа-Хемский кожуун), то столкновения с местным населением из-за земель, пастбищ и покосов у них случались не так уж часто. В центральных же и особенно западных землях Урянхая, которые считались густонаселенными в начале XX в., у русских новоселов споры и даже стычки с коренным населением из-за земель происходили регулярно (ЦГА, ф. 123, оп. 1, ед.хр. 1, л. 52-53, 62, 72, 91 и др.).

Разрешение на поселение и землепашество крестьяне обычно получали у заведующего устройством русского населения в Урянхае, а также договаривались с тувинскими чиновниками, преподнося им подарки и угощение. Получение значительного надела в несколько гектаров решалось через местную администрацию и нойона, чаще всего за дорогие подарки и взятки, а небольшие участки бедняки получали в основном за незначительную плату или бесплатно.

О переезде своей семьи с Алтая в Туву вспоминает Е.Е. Иродова (1890 г.р.): «Отец поехал в Туву не сразу, восстание задержало (события Гражданской войны. — М. Т.). Как-то к ним в семью приехал мужик и сказал, что отца скоро заберут. За одну ночь семья снялась из дома и поехали из Алтая в Туву. Когда приехали в Туву, то монголы и ноян согнали всех мужиков, скот и велели им построить дом. И только после этого разрешили здесь (в Ильинке. — М. Т.) остаться» (РФ ТИГИ, т. 982.).

По рассказу Н.Н. Бортникова (1894 г. р.), их семья, переехав в 1918 г. в Ильин день в понравившееся место, основала деревню Ильинка (Каа-Хемский район). «Заплатили нойону 1800 рублей николаевскими деньгами, он отмерил земли для покоса, пашни, отправил отсюда тувинцев. Тувинцы говорили потом, что русские
здесь в гостях» (РФ ТИГИ, т. 981.).

По словам моих информантов, бывало, что «русских пускали поселяться без платы, только за угощение». Однако случалось, что и оформленное, казалось бы, по существовавшим правилам новое старообрядческое поселение (например, Владимировка в Подхребтинском районе) вызывало недовольство и жалобы у коренного местного населения (ЦГА, ф. 123, ол. 1, ед. хр, 51.).

Старообрядцы-беспоповцы, переселившиеся в Туву, в большинстве своем стремились селиться или отдельными поселениями, или компактными группами вместе со своими единоверцами (поселения в верховье Енисея, Куран, Ильинка, Владимировка и др.). Но немало старообрядцев (чаще поповцы) изначально жили в православном окружении (Бай-Хаак, Сарыг-Сеп, Дурген и др.).

Известны случаи, когда сельский сход не давал старообрядцам разрешения на поселение по религиозным мотивам. Такое произошло, например, в 1915 г. в пос. Бояровка. Старший выборный поселка С. Квитный, обращаясь в Белоцарск, так объяснил отказ:

«В поселке Бояровка составлен приговор — старообрядцев не принимать. Поселок Бояровка населен исключительно православными. Зыковы же старообрядцы».

ЦГА, ф. 123, оп. 2, ед. хр. 54.)

В послеоктябрьский период в отношении земель для переселенцев действовало Постановление Исполнительного комитета Урянхайского краевого совета от 8 апреля 1918 г. В нем говорилось:
«…всем русским в Урянхае, переселяющимся на новые места, не занимать урянхайских земель и не чинить самовольных захватов без ведома и согласия на то урянхов; не подчиняющиеся сему лица будут считаться противниками закона и предаваться суду революционного трибунала с выселением из пределов Урянхайского края» (Ученые записки ТНИИЯЛИ. — Кызыл, 1956. — Выл. 4. — С. 170.).

Коренное население — шаманисты и буддисты — в русских деревнях стали селиться начиная примерно с 1930-х годов, с переходом аратов на оседлость. Имея долгий горький опыт взаимоотношений с властями, не приняли старообрядцы радикальных толков и послереволюционную советскую власть, отнесясь к ней с еще большим недоверием, чем к прежней царской, считали, что это «власть богоборческая», «власть неверная». Хотя в литературе имеются сведения о том, что старообрядцы более умеренных толков из европейской части России сотрудничали с революционерами-большевиками (См.: Шахназаров О.Л. Старообрядчество и большевизм // Вопр. истории. — 2002. — № 42.). Во время Гражданской войны большинство староверов, живущих в Туве, отдали предпочтение белым, считая, что «белые борются за старое, которое было установлено Богом».

В воспоминаниях Е.Д. Паздерина приведен такой факт:

«Отец Палладий — Петр Чунарев — за подписку (старообрядцев. — М. Т.) о выдаче в случае необходимости белобандитов властям признал всех подписантов предателями и отлучил от собора. А жены такой подписки не давали, поэтому их не отлучали от собора. Долгое время жены и дети этих мужей не кормились из общей посуды».

РФ ТИГИ, д. 714.
Келья отца Палладия и один из последних крупных старообрядческих скрипториев на территории СССР. 1967. фото Н. Н. Покровского.
Келья отца Палладия и один из последних крупных старообрядческих скрипториев на территории СССР. 1967. фото Н. Н. Покровского.

Позже такая позиция староверов стала удобным поводом для новых обвинений и репрессий уже со стороны советских властей. Хотя были отдельные случаи, когда староверы помогали красным партизанам.

В имущественном отношении у переселившихся в Туву старообрядцев могли быть большие различия. Так, среди первых богатых русских предпринимателей и купцов, имевших свои фактории, были и старообрядцы: Миковы, Медведев, Бяков, Вавилин. У Василия Вавилина, например, было самое крупное хозяйство — пашни, несколько заимок, на которых содержалось множество скота, конный завод, маральник, водяная мельница, крупорушка и др. (История Тувы. — С. 291)

Но таких крупных предпринимателей-старообрядцев в Туве были единицы. Большинство же старообрядческого населения составляли обычные крестьянские хозяйства, своим собственным трудом обрабатывающие землю и ухаживающие за скотом. Работы в семье хватало всем, от мала до велика, ведь кроме пашни и огорода в хозяйстве обязательно были лошади (70 % всех крестьянских работ выполнялись с помощью лошадей), крупный и мелкий рогатый скот и домашняя птица, которой не было у местного населения. Только самые зажиточные из переселенцев постоянно имели батраков из русских бедняков и тувинцев (самый известный пример — С.К. Тока, в детстве и ранней юности бывший батраком у старообрядца Степана Михайлова и довольно подробно описавший свое батрачество в с. Даниловка в широко известном автобиографическом романе «Слово арата»).

Немало было также единичных поселений староверов, отошедших от мира, «спасавшихся в пустыне», посвятивших свою жизнь Богу, молитвам и, кроме небольшого клочка пашни и огорода, а иногда и нескольких ульев, не имевших никакого хозяйства. Такие поселенцы стремились найти самые глухие, скрытые тайгой и горами труднодоступные места, иногда даже невидимые постороннему глазу. В значительной степени их жизнь зависела от помощи и подаяний единоверцев близлежащих деревень.

Уединения в Туве после революции и Гражданской войны искали и бывшие белогвардейцы. «В черноризцы (монахи. — М. Т.) попадали иногда белые офицеры после падения Колчака» (Маслов П. Конец Урянхая. — С. 125.). Но таких, конечно, тоже было немного. Например, по сведениям из книги П. Маслова,

известный отец Палладий, в миру Петр Карпович Чунарев (1891 — 1970), есаул, появился в Туве в 1918 г. и долгое время руководил старообрядцами верховья Енисея, был для них духовным лидером и непререкаемым авторитетом.

Маслов П. Конец Урянхая. Жизнеописанию отца Палладия посвящены восемь заключительных глав первого тома трехтомного Урало-сибирского патерика (1991г.), написанные Афанасием Герасимовым. См.: Покровский Н.Н. Рукопись сибирских старообрядцев на бересте Ц Живая старина. — 1995. — № 1; Покровский Н.Н., Зольникова Н.Д. Староверы-часовенные на востоке России в ХVIII—ХХвв. Проблемы творчества и общественного сознания. — М., 2002.

Возглавлявший перепись населения в Туве в 1930 г. сотрудник Научно-исследовательской ассоциации по исследованию национальных и колониальных проблем (Москва) П. Маслов с помощью местных проводников попытался проникнуть в самые отдаленные

и скрытые заимки и кельи мало енисейских старообрядцев с целью установить их численность. Старообрядцы по своему обыкновению всячески уклонялись от ненужных им контактов, а от переписи тем более. И все же кое-какие данные по не учтенным староверам Верховья экспедиции получить удалось. «Мы насчитали, — пишет П. Маслов,

— помимо 32 известных тувинскому правительству заимок в Верховье, 18 хозяйств старообрядцев и 9 келий с 18 черноризцами».

Маслов П. Конец Урянхая. — С. 140.

Несмотря на стремление старообрядцев к уединению и изоляции, контакты с местными властями и населением были неизбежны. «Надо было учиться говорить по-тувински»; «все споры и дела обсуждали вместе, договаривались мирно» — так говорят старожилы-старообрядцы о первых годах жизни и обустройства на тувинской земле, о контактах с властями и местными жителями. Почти все первые переселенцы умели объясняться по-тувински: повседневная жизнь, хозяйственные связи, необходимость контактов заставляли учить язык местного населения. То же можно сказать и о староверах, поселившихся в других регионах Сибири. Большой знаток старообрядцев-семейских Ф.Ф. Болонев пишет о них:

«…гонимые властями старообрядцы становились невольными насельниками новых мест. Их хозяйственная деятельность на этих землях требовала выхода на рынок, что приводило к завязыванию связей с аборигенами края, к взаимовлиянию различных культур».

Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в ХУШ—ХХвв. — Новосибирск. — С. 5.

Правда, особого интереса к духовной культуре иноверческого и иноэтнического окружения староверы обычно не проявляли и вообще в жизнь и дела иноверцев старались не вмешиваться. Процесс общественной интеграции и адаптации у старообрядцев обычно сдерживался присущим им стремлением ограничить свою жизнь рамками семьи и своей общины. Активное усвоение чужих культурных форм — не в традициях старообрядцев. Напротив, замкнутость и самодостаточность многие исследователи считают специфическими признаками старообрядчества.

Никитина С.Е. Вопросы описания территориальных вариантов культуры: Сибирские и американские старообрядцы // Старообрядчество: История и современность. Местные традиции, русские и зарубежные связи. — УланУдэ, 2001. — С.И ; Прилъ Л.Н. Старообрядческие общины Прикетья и Причулымья в конце XIX — 80-х гг. XX в.: (Опыт реконструкции жизнедеятельности): Автореф. дис…. канд, ист. наук. — Томск, 2002.

Так было и в Туве, и в разных частях России, где вынуждены были поселиться староверы, и в других странах Америки, Европы, Азии, Австралии, где образовались старообрядческие диаспоры, ведь в XX в. старообрядчество становится явлением международным, фактом истории многих государств (имеются сведения, что в результате всевозможных гонений и притеснений, войн и революций за государственный кордон было вытеснено около миллиона старообрядцев (Шахназаров О.Л. Старообрядчество… — С. 74.). Ныне их поселения есть в 22 странах мира на четырех континентах.

Хозяйственно-бытовые связи старообрядцев с местным тувинским населением и другими русскими поселенцами долгое время сводились к прямому обмену, денежные же отношения сначала были развиты слабо. Так как преобладало натуральное хозяйство, денег в семьях было мало, а они нужны были для прямых хозяйственных нужд — например, платить кузнецу, мельнику и т.д. Так, если не было денег, за помол каждого куля зерна приходилось отдавать половину. Деньги необходимы были и для уплаты налогов, которые стали довольно значительными для единоличников особенно после коллективизации (напомню, что старообрядцы не слишком-то стремились в колхозы и артели). Все же примеры товарно-денежного обмена были. Например, известно, что старообрядцы Панфил Чунарев (брат отца Палладия), живший в Унжее, и Дмитрий Назаров, обитавший в местечке несколько выше Сизима, закупали пушнину по заданию фактории у охотников Верховья и у русских, и у тувинцев. Старообрядцы Василий Вавилин и его родственники Медведевы скупали в Туве козлиные шкуры и вывозили их в Томск уже в виде козлиных дох (Дулов В.И. Социально-экономическая история Тувы… — С. 361.). Некоторые старообрядческие семьи за деньги снабжали овощами и солониной рабочих золотых приисков, расположенных в глухой тайге, и т.д.

В деревнях торговали в обмен и на деньги китайские лавки (до 1930 г., потом китайцам торговать запретили и их депортировали). У китайцев закупали ткани, патроны, порох. Поначалу в ходу были китайские деньги (яньшани) и российские металлические и бумажные банкноты. В качестве денег могли употребляться также кусочки серебра. Позже появились тувинские деньги — акша, которые повсеместно стали использоваться при торговле.

Многие старообрядцы верховья Енисея держали маральники и меняли у китайцев, которые сами приезжали в Верховье, панты на далембу (сорт китайской хлопчато-бумажной ткани). В результате такого обмена на одни панты можно было одеть две семьи — 10—15 человек.

«Рога марала продали за 55 метров далембы», — пишет в своих воспоминаниях о тех временах

Е.Д. Паздерин.

Надо сказать, что из далембы староверы шили праздничную одежду, обычная же, будничная, долгое время изготавливалась из домотканого полотна.

Китайцы охотно закупали у охотников пушнину, струю кабарги. Жители Тоджи и Верховья меняли пушнину, горный лук, кедровый орех, мед, деготь, бруснику, рыбу, собственные изделия из кожи, дерева и бересты — туески, квашонки, кадки, лагуны (небольшие кадки с пробкой для воды), другую хозяйственную и бытовую посуду на муку и зерно в деревнях «низовья» — расположенных ниже по течению Каа-Хема. Например, берестяной туесок обменивался на столько зерна, сколько в него вмещалось, брусника и орех на зерно также менялись мера на меру. Хороший охотничий нож можно было обменять на лошадь. Из воспоминаний старожилов известно также, что каа-хемские и тоджинские старообрядцы в долбленых колодах пудами заготавливали соленый хариус, другую рыбу и меняли ее на муку и зерно, а старообрядки с. Владимировка сдавали фактории на Кызыл-Арыге коровье масло отменного качества. Старообрядцы — жители верховья Енисея рубили лес и сплавляли плотами в деревни ниже по течению Каа-Хема вплоть до Кызыла, где продавали его для строительства.

Русские переселенцы принесли с собой огромный земледельческий опыт, ранее не свойственные местной кочевой культуре хозяйственные навыки, свои культурно-бытовые традиции и охотно делились ими с аборигенами. Мука, хлеб, яйца, а затем и картофель, огородная зелень стали широко употребляться в пищу тувинцами в тех местах, где у них были постоянные контакты с русскими. Тувинцы учились рубить теплые избы, делать печи, пользоваться баней, санями, тележной упряжью. В 1910 г. один из русских чиновников писал в своем докладе:

«В последние годы наиболее зажиточные нойоны начинают при посредстве русских плотников строить деревянные дома».

(ЦГА, ф. 112, оп. 1, ед. хр. 4, л. 9.)

Русским крестьянам, в свою очередь, пришлось осваивать местный комплекс хозяйственно-бытовых навыков. Так, по примеру тувинцев они стали в засушливых местностях «мочить землю», т.е. через «мочажные канавы» отводить воду из рек и ручьев на пашни, чего переселенцы не умели делать прежде, живя в других местах. Вспоминает Т.А. Иконникова:

«Никогда люди не видели, чтобы хлеб мочили, воду запускали, а тут уж это было».

РФ ТИГИ, фонд фольклорный, т. 250, д. 1019.

Житель с. Федоровка Каа-Хемского кожууна Е.Н. Килин (1907 г. р.) рассказывал о землепашестве в 1930-е годы:

«Каждая деревня имела ключ (воду) для полива. От горного ключа были сделаны основной канал и отводные к участкам. Отводные делали сами хозяева участков. Если землю в сезон поливали два раза, получали высокий урожай. Когда хлеб вырастал на 80 см, делали второй полив (первый делали перед посевом). Удобрений в землю никаких не вносили».

рф ТИГИ, д. 982.

Помимо грибов, ягод, орехов, которые в Сибири использовали и заготавливали всегда, русские по примеру тувинцев стали широко использовать в пищу местные дикорастущие растения: дикий горный лук в свежем, а зимой в замороженном виде, весной до появления огородной зелени ели хлебенки (гусиный лук), копали кандык, саранку и др.

В период коллективизации, когда все русские, проживающие в Туве, обязаны были подчиняться законам и Тувы, и СССР, старообрядцы предпочитали по возможности оставаться единоличниками, хотя, по их воспоминаниям, единоличники облагались большими налогами. В глазах властей трудолюбивый самостоятельный старообрядец с его крепким хозяйством всегда был кулаком, подлежащим раскулачиванию, а то и высылке за пределы края. В своей справке 1947 г. уже упомянутый Еськов писал:

«Староверческое население, преимущественно реакционно настроенное (по отношению к советской власти. — М. Г.), все единоличники».

Народная летопись. — С. 76.

Староверам, впрочем, как и всем русским переселенцам в Туве, совсем нелегко было адаптироваться к новым условиям в правовом, хозяйственном и психологическом плане. Часто менялись законы землепользования, налогообложение, допускались перегибы при коллективизации (Подробно о правовом положении русских в ТНР см.: Моллеров Н.М.Истоки братства. — Кызыл, 1989.)и т.д. В 1930—1940-е годы староверы подвергались преследованиям и притеснениям по причине религиозных убеждений. Были тяжелые засухи, неурожаи, случалось, хлеб у поселенцев вымерзал несколько лет подряд, и приходилось вновь менять место жительства со всеми вытекающими отсюда последствиями — распашкой и раскорчевкой новых земель, сооружением жилища, прочим хозяйственным обустройством.

Были политически нестабильные (1919—1920) годы, когда обосгрялись межнациональные отношения, когда сжигали и разоряли русские деревни, когда переселенцы опасались, что их могут выслать из этой страны. С началом коллективизации и борьбы с кулачеством первыми раскулачиванию и даже высылке из Тувы подвергались именно старообрядцы. Для советской власти (как уже говорилось, русские в Туве подчинялись и советским, и тувинским законам) кулак и старообрядец всегда стояли в одном ряду.

«Ссылали за веру и кулачили» — так говорят об этих временах сами старообрядцы.

Случались взаимные претензии и споры у тувинцев и русских в отношении пахотных земель, покосов, потрав, краж и т.д. В отдельные годы властями принимались меры по ограничению въезда русских в Туву. Но все же в отношениях между простыми людьми верх всегда брала народная дипломатия, житейские противоречия и трения в конце концов улаживались и в основном мирно. И сегодня русские старожилы больше помнят и говорят о дружелюбных отношениях с коренными жителями, нежели о раздорах и обидах. Г.Ф. Лубошников (1906 г. р.) вспоминает о взаимоотношениях русских переселенцев Малоенисейского района (как уже говорилось, большую часть его жителей составляли старообрядцы):

«Отношения тувинцев и русских были очень доброжелательными. Каахемские салчаки (наиболее многочисленная родоплеменная группа тувинцев, проживающая в Каа-Хемском кожууне. — М. Т.) с русскими поддерживали добрые отношения, контакты. Когда русские ходили по ягоды, грибы в тайгу, то нередко часть собранного оставляли на хранение в юртах тувинцев. Детишек, женщин русские угощали своими выпечными изделиями, пирогами, шаньгами, когда заходили к ним в юрту. Русские мужики охотно пили тувинскую араку…

Тувинцы в Каа-Хеме жили небогато и честно. Никто не занимался кражей скота. Русские использовали наемный труд тувинцев. Расплачивались зерном, едой. Нанимали их на пилку дров, сторожить коней, пасти овец».

«Тогда дружнее люди жили, и не было такого воровства или еще каких пакостей ни с той стороны, ни с другой. Бывало, придет к нам знакомый дед-тувинец, принесет нам тары жареной. Мы, ребятишки, рады — хрустим, жуем ее, а его угощаем калачами да чаем, и он тоже доволен», — вспоминает Н. Заковряшина, родители которой, старообрядцы поморского согласия, перебрались в Туву с Алтая в 1930-е годы.

РФ ТИГИ, д. 921. Народная летопись. — С. 277.

«Отношения русских с тувинцами носили дружеский характер. По религиозным соображениям русским староверам жениться на тувинках было нельзя. Но русские мужчины дружили с тувинками, имели внебрачных детей. Нередко русские араковали с тувинцами, вместе ходили орешничать, охотничать, белковать», — рассказывал родившийся в Туве, в верховье Енисея, М.Е. Юрков.

РФ ТИГИ, д. 982.

Подытоживая сказанное, сделаю краткие выводы. Перебравшиеся на жительство в Туву старообрядцы вместе с другими русскими новоселами основали множество населенных пунктов (иногда чисто старообрядческих) во всех кожуунах Тувы, где природные условия были пригодны для земледелия — основного занятия русских переселенцев. Богатые природные ресурсы края позволяли также успешно заниматься рыболовством, охотой, другими таежными промыслами, развивать различные ремесла. Старообрядцы в основном сумели закрепиться на новых местах, так наладить свои отношения с местными властями и коренным населением, что некоторое время — примерно в течение трех десятилетий — жили спокойно, сохраняли экономическую и духовную независимость, сводя к минимуму контакты с внешним миром. Некоторый отток старообрядцев из Тувы наблюдался в годы обострения борьбы властей с религиозным «мракобесием», когда отдельные семьи староверов бежали из Тувы в Китай, а затем перебрались на жительство в США, штат Орегон,

Некоторые сведения об этих семьях можно найти у С.Е. Никитиной. См.: Никитина С.Е. Вопросы описания… — С. 13—14. Интересно, что по устному сообщению И.П. Деменева, выходца из старообрядцев верховья Енисея, поддерживающего с ними родственные связи, некоторые из покинувших некогда Туву и обосновавшихся в США семей староверов вернулись в места их прежнего обитания, часть — в Красноярский край, а несколько семей — в верховье Енисея. Причина отъезда из США, по их словам, — идентификационные микрочипы, которые староверы отрицают

а также в годы коллективизации, так как трудолюбивые и независимые старообрядцы первыми попадали в списки подлежащих раскулачиванию и подвергались высылке из Тувы.

М.П. Татаринцева

СТАРООБРЯДЦЫ В ТУВЕ

Понравилось! поделись с друзьями:
Пономарь