Происхождение Руси в результате «скандинавского завоевания» – миф, основанный на незнании географии
Основу русского народа составляют потомки славян, выделившихся из древних индоевропейцев, населявших Восточно-Европейскую (Русскую) равнину уже много тысячелетий назад. События «великого переселения народов» привели к широкой славянской экспансии в V-VI веках нашей эры – славяне проникли далеко на север, на запад, вглубь Европы, на юг, на территорию Византии, но центром славянского мира было Подунавье, где славяне жили в сложном симбиозе с кочевым народом авар в составе Аварского каганата.
В VII веке ход истории Средиземноморья изменило появление ислама и арабские завоевания. Арабы завоевали Ближний Восток, Северную Африку, Испанию. Благодаря действиям арабских пиратов бывшее главное море Европы – Средиземное, основа всех коммуникаций, превратилось в пустыню, прервались контакты между Западом Европы и Византией. Если до того момента варварские короли Запада считали себя вассалами императора в Константинополе, то теперь выдвинулась Франкская империя Каролингов (VIII-IX).
Каролинги начали активную завоевательную политику. В 791-803 годах Карл Великий совместными ударами с болгарами (болгарское ханство было ещё одной державой, где тюркские всадники возглавляли славян) полностью разгромил Аварский каганат. Когда франкские христианские миссионеры прибыли в среднее Подунавье, чтобы крестить его обитателей, они обнаружили там пустыню. Куда же девалось всё население?
Многочисленные жившие в Аварском каганате славяне переселились на Русскую равнину. По всей территории будущей Руси археологи делают находки «дунайского типа» – украшения, ритуальные языческие ножи и даже нательные кресты (живя рядом с христианами, часть славян, конечно, не могли не креститься).
Именно этим исходом с Дуная объясняется тот удивительный факт, что «Повесть временных лет», былины и многие русские песни сохранили память о Дунае как о славянской прародине, хотя с первоначальным генезисом славян эту память сопоставить невозможно.
Вероятно, именно потомками дунайских поселенцев было создано племенное объединение полян. Не случайно автор «Повести» превозносит полян над остальными древнерусскими племенами и приписывает им более высокую культуру и нравственность. Это и в самом деле было более развитое культурно и политически сообщество.
Поток дунайских переселенцев был настолько широким, что, по всей видимости, тот древнерусский язык, который в такой огромной державе, коей была начальная Русь, был, на удивление, единым – это, как полагают некоторые лингвисты, дунайский славянский диалект.
Единственным исключением был диалект новгородцев, и в начальной летописи не случайно ощущается некоторая насмешливая враждебность летописца-полянина к новгородцам. Связано это с тем, что происхождение новгородцев отличалось от других племён. Они тоже были «беженцами» от франков, но не дунайскими, а прибалтийскими.
Каролинги завоевали и крестили германцев-саксов, а затем начали войны с западными славянами – лютичами и ободритами, вынуждая их принять свою власть. Давление западной империи было настолько сильным, что постепенно часть западных славян начали перебираться по Балтийскому морю на земли, которые станут позднее Русью (таково предположение ряда современных исследователей, однако оно ещё нуждается в дополнительной проверке).
Наконец третьим, самым важным следствием арабской блокады Средиземноморья стало изменение направления торговых потоков между Западом и Востоком. Самый прямой и естественный путь между Западом и Византией или арабским миром и Персией стал теперь невозможен. А самым удобным и, как ни парадоксально, коротким стал путь через «Русский перешеек», как назвали географы и историки сеть речных путей между Средиземноморско-Черноморским и Балтийско-Североморским бассейнами. Чтобы купить что-то в Багдаде или Константинополе и отвезти в империю франков или в Англию, приходилось плыть по русским рекам.
Разумеется, такое смещение торговых путей вовлекло в торговлю и обитавшее здесь славянское население. Оно продавало пришельцам меха, воск, мед (в изготовлении которого славяне были большими специалистами) и рабов – пленников, захваченных у соседей, славян или финнов. С конца VIII века мы наблюдаем взрывной рост кладов арабских серебряных дирхемов на территории будущей Руси, причём значительная их часть приходится на верховья Дона и Северского Донца, где позднее обитало славянское племя северян. Видимо, живя на границе с Хазарией, контролировавшей торговлю по Волге и Каспию, именно эти славяне получали максимальную первоначальную выгоду.
Однако появление торговых путей с большим количеством серебра (по подсчётам археолога Г.В. Лебедева за VIII-X века по Русской равнине прокачано с юга на север, в пересчёте на цены ХХ века, 4 миллиарда долларов), разумеется, не могло не привлечь пиратов. Такими пиратами для Балтики и Североморья той эпохи стали скандинавы, викинги, с конца VIII века обрушившиеся на экономически процветавшие приморские регионы империи Каролингов и Англии. Они грабили, убивали, жгли и исчезали в никуда на своих быстрых драккарах, позднее приходили и селились навсегда, основывая герцогство Нормандию, зону Датского права в Англии, Норманское королевство в далёкой Сицилии…
Разумеется, викинги не могли не заинтересоваться и первоисточником серебра – землями Русской равнины. И присутствие скандинавов в русской истории несомненно – от археологических находок богатых дружинных погребений, имён послов в летописи и до легенды о «призвании варягов». Однако какой характер носило это присутствие?
Сторонники так называемой теории «норманнизма» утверждают, что скандинавы со всей своей военной мощью ворвались в славянские и финские земли, подчинили аборигенов, принесли свою «высокую культуру», основали государственность в качестве завоевателей, а потом со временем славянизировались, так и появилась Русь. Даже слово «Русь» в этих теориях выведено от шведского слова «гребцы» («*rōþ»), как себя называли участники морских походов. Одни считают, что слово было принято через финское «*ruōtsi», другие, что непосредственно.
Сторонники столь же почтенного в русской историографии «антинорманнизма» отрицают вообще всякое участие скандинавов в историческом процессе Руси, вплоть до отрицания очевидных археологических и летописных данных, а летописных варягов включая Рюрика возводят к западнославянскому племени ободритов, о котором речь шла выше.
Ключ к подлинному пониманию отношений скандинавов и славян при создании Руси даёт природа. Точкой пограничья двух миров не случайно стал город Ладога в нижнем течении реки Волхов. Именно сюда, по всей видимости, первоначально пришёл Рюрик, именно здесь была зона синтеза славянского и скандинавского миров. Почему? Да потому, что выше по течению Волхова начинаются безжалостные пороги. Именно Ладога была крайним пунктом, до которого скандинавы могли зайти на своих великолепных крупных драккарах, позволявших доплыть до Исландии, Гренландии, Америки, Сицилии. Пройти на них через волховские пороги было невозможно, перетащить волоком – тяжело, а при враждебности окрестного населения – немыслимо.
Внутри русской речной системы, как показали новейшие исследования подводных археологов, использовались другого типа суда – лёгкие, плоскодонные, с небольшой осадкой, чаще всего – однодеревки. Именно такого типа, как использовали славяне, которые, как отмечали ещё византийские историки, сроднились с реками, озёрами и болотами. На дне наших озёр и рек найдены древние суда исключительно этого типа.
Иными словами, для того чтобы прорваться на водные пути, которые вели к восточному серебру, викинги не могли использовать грубую силу, как в других случаях – приплыли, ограбили и уплыли. Им требовалось подружиться со славянским населением, заключить союзы, перенять его навыки, освоить технологии рекоплавания. После чего можно было и воевать, и торговать.
Скандинавы по техническим причинам не могли прийти в земли славян как завоеватели: чтобы выйти на рынки восточного серебра, им потребовалось проникнуть туда как торговцам, наёмникам, дипломатам, дружа с одними славянскими группами против других, участвуя в больших политических союзах. Они делали свой вклад – военные и дипломатические навыки, умение всюду пролезть, высококачественное кузнечное ремесло, а главное – привычка к стратегическим водным переходам, которую они распространили с Океана на русские реки. Именно этот скандинавский «размах» позволил Руси совершать грабительские походы на Каспий до Персии, на Константинополь и т.д. Однако грабить самих славян скандинавы если и могли, то только в союзе с одними против других.
Таким политическим союзом и стала Русь, появившаяся в начале IX века. Мы знаем об этой первоначальной Руси крайне мало. Под 839 годом в «Бертинских анналах» сообщается, что в Ингельгейм-на-Рейне к франкскому императору Людовику Благочестивому пришло посольство византийского императора Феофила.
С ними (послами) он (Феофил) прислал ещё неких людей, утверждавших, что они, то есть народ (gens) их, называются Рос (Rhos) и что король (rex) их, именуемый хаканом (chacanus), направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы.
Однако, тщательно допросив послов, император обнаружил, что они являются «свеонами» – шведами, и заподозрил в них разведчиков, работающих в пользу викингов.
Это сообщение – первое упоминание русского народа в истории вызывает, на первый взгляд, больше вопросов, чем даёт ответов. Почему правителя народа Рос зовут тюркским словом «хакан»? Почему его послы оказываются шведами? Почему они приходят к франкам через Византию? Где располагалась эта Русь правителя-хакана? Всё это побуждает создавать самые фантастические версии.
О чём же говорят «Бертинские анналы» на самом деле? Прежде всего они опровергают построения тех, кто возводит имя «Русь» к скандинавским «гребцам» через посредство финнов или без, кто заявляет, что первоначально имя «Русь» – это название сословия или дружины. В 839 году, примерно через 40-50 лет после того, как заработал «серебряный насос», привлекший внимание скандинавов к рекам Русской равнины, к грекам и франкам приходят послы и говорят, что они представляют народ по имени «Рос» (это, несомненно, византийская передача – сами себя русские всегда называли через «у», «Русь», все слова типа «рос», «Росия», «Россия» возникли у нас под греческим влиянием).
Слово «Русь» уже в 839 году используется в качестве этнонима и политонима, в качестве самоназвания. Разумеется, за полвека скандинавское слово «гребцы» не могло пройти такой путь от клички корабельной команды до дипломатического самоназвания народа, ни через посредство финского языка, ни непосредственно. Но что бы ни значило слово «Русь» на самом деле и откуда бы ни взялось, «гребцы» тут точно ни причём, это слово – название этнической, а не профессиональной группы.
Русь, от имени которой пришли послы к византийскому и франкскому императорам, была в своей основе славянским образованием. Об этом свидетельствует… использование титула «каган» для обозначения верховного носителя политической власти, восходящего к титулу владыки авар, на данный момент фактически «свободному». Дунайские славяне привыкли звать свою верховную власть «каганами», и, когда где-то на территории Восточно-Европейской равнины возникло политическое образование Русь, они и присвоили его главе этот титул. Если бы речь шла о скандинавах, зачем-то укравших титул владыки хазар, – речь шла бы о заведомом абсурде. А вот для славяно-дунайского объединения такая политическая терминология вполне естественна.
Нет ничего удивительного и в том, что это политическое образование использует в качестве дипломатов шведов. Так будет и позднее, в «Повести временных лет», где сохранился договор Руси с Византией при князе Игоре, послы со скандинавскими именами представляют в том числе и правителей с именами славянскими. Однако говорят они «мы от рода Русскаго». И ровно то же самое заявили послы, прибывшие в Ингельгейм к Людовику.
Итак, «Бертинские анналы» говорят нам о том, что уже к 839 году где-то на Восточно-Европейской Равнине существовало политическое объединение, жители которого, славяне осознавали себя как народ («род») Русь, использовавшие в качестве титула правителя усвоенный дунайскими славянами титул аварского кагана и в качестве дипломатических представителей – скандинавов. Это политическое объединение поддерживало связи с Византией и пыталось наладить их с Франкской империей. Что ж, выходит, мы знаем о Руси к моменту её появления не так уж и мало. К сожалению, главное, что мы так и не сможем установить, – находилась ли эта Русь на Днепре, в верховьях Северского Донца, или же у Ладоги, или Новгорода, или где-то ещё.
Пройдёт 21 год, и в июне 860 года Русь обрушится на Константинополь, предав огню и мечу окрестности. Типично «викингский» по стилю набег, но вот только, несомненно, не на скандинавского типа кораблях. Свидетель набега, возглавлявший оборону города, святитель Патриарх Фотий, говорил в своей проповеди, произнесённой прямо во время осады:
Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчёт, народ, причисляемый к рабам, безвестный – но получивший имя от похода на нас, неприметный – но ставший значительным, низменный и беспомощный – но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость в качестве оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул, будто морская волна, на наши пределы и, будто дикий зверь, объел как солому или ниву населяющих эту землю, – о кара, обрушившаяся на нас по попущению!
К сожалению, и Фотий не даёт более конкретного указания, где был тогдашний центр Руси.
Нападали оттуда, откуда мы отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней,
– говорит он. В русской летописи набег относится к Киеву и его князю Аскольду. Зато Фотий ясно даёт понять, что Русь к тому моменту уже сильная держава:
Ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый Рос, те самые, кто – поработив живших окрест них и оттого чрезмерно возгордившись – подняли руки на саму Ромейскую державу!
Очевидно, что к этому моменту Русь обнаружила, что можно поддерживать отношения не только с арабским миром, через Волгу и Каспий, тем более что этот путь контролировался хазарами, но с Византией, на пути к которой никаких сильных держав не было, только кочевые печенеги. Русь почти столетие колебалась, выгодней грабить греков или торговать с ними, но всё больше склонялась ко второму.
Уже первый набег в 860 году закончился тем, что Русь отступила никем не гонимой (версию о буре выдумали византийские хронисты сильно задним числом) и выразила желание принять крещение. Походы Олега (907) и Игоря (941-944) закончились заключением с греками торговых договоров, которые также свидетельствуют о том, что Русь уже осознавала себя в этническом смысле. «Русь» там фигурирует наравне с «греком»:
Ащё ли створить то же грѣцинъ русину, да приимет ту же казнь, якоже приялъ есть онъ.
Первый поход на Царьград совершился за два года до того момента, к которому «Повесть временных лет» относит призвание Рюрика. Несмотря на всю условность этой даты – ясно одно: и до Рюрика Русь уже существовала и играла немаленькую роль в истории. Причина же призвания этого князя, под которым, скорее всего, разумеется известный датский конунг Рюрик Ютландский, состоит в том, что он мог эффективно обеспечить функционирование большой внешнеэкономической дуги от Нидерландов до Багдада, шедшей через Русь.
Рюрик, принадлежавший к датскому правящему роду Скьелдунгов, был вассалом и, вероятно, крестником франкских императоров. В его владении находился город Дорестадт, один из крупнейших торговых пунктов тогдашнего Североморья, центр Фрисландии. Фризы сыграли, пожалуй, решающую роль во всей балто-североморской торговле. Нет ничего невозможного (хотя это пока только гипотеза), что датчанин-Рюрик был связан и с ободритами, соседями датчан, и именно поэтому был на Севере Руси более своим, чем любой другой государь.
Приглашение Рюрика связано в летописи с тем, что словене, кривичи и чудь изгнали за море неких варягов, не дав им дани, после чего пригласили других варягов – Русь. Вероятно, это должно интерпретироваться так, что славяне и чудь изгнали пытавшихся брать с них дань шведов и обратились за поддержкой к датчанам и фризам, которые были заинтересованы в непрерывности ведшейся через Русь дальней торговли, связывавшей арабов и франков (а связь несомненна – каролингский динарий чеканился в том же весе, что и аббасидский дирхем для удобства взаимных расчётов).
Как видим, все россказни о «скандинавском завоевании», принёсшем «диким» славянам государственность и цивилизацию, ни на чём не основаны. Скандинавы технически не могли завоевать Русь, даже если бы хотели: на русских реках отсутствовало их решающее стратегическое преимущество – морской манёвр. Чтобы достичь своей цели (а этой целью было серебро), скандинавы должны были подружиться со славянами и некоторыми группами финнов, войдя в совместные объединения не в роли завоевателей, а в качестве дипломатов, купцов и военных, умеющих делать то, чему славяне ещё не научились, – плавать на сверхдальние расстояния. И напротив, в освоении русских рек и лесов именно викингам приходилось быть в роли учеников. Так, из синтеза великих исторических начал (а славянское и скандинавское начала были великими силами тогдашней истории) и сформировалась Русь как политическое объединение, но в её этнической основе скандинавские и даже финские ручьи, конечно, тонули в славянском море.
В какую политическую и духовную целостность оформилось в итоге это слияние? Поговорим в следующий раз.
