Пожарский. Казацкий царь

Когда в апреле 1610 г. в Москве умирал отравленный князь Скопин-Шуйский, в его светлицу вошел присланный из Борисоглебского монастыря монах с просьбой от старца Иринарха: вернуть крест, которым затворник благословил воеводу. Два с лишним года спустя, когда Второе ополчение вышло из Ярославля на Москву, другой князь, Дмитрий Пожарский, сделал остановку в Ростове, чтобы посетить отшельника. Князь получает благословение старца и все тот же крест, с которым русское воинство однажды уже освобождало столицу. Этот крест и икона Казанской Божьей матери стали теми святынями, которые вдохновляли ополченцев в сражениях под стенами Москвы.

В конце июля — начале августа 1612 г. Второе ополчение подошло к Москве и взяло ее в блокаду. В четырехдневном кровопролитном сражении (21- 24 августа) ополченцы разгромили войско гетмана Ходкевича, который шел в Москву с подкреплением и продовольствием для осажденных. Ходкевич отступил, и засевшим в Кремле и Китай-городе отрядам полковников Струся и Будзило уже не на что было надеяться. Пожарский в конце сентября 1612 года направил им письмо, в котором предлагал сдаться. «Ваши головы и жизнь будут сохранены вам, — писал он, — я возьму это на свою душу и упрошу согласия на это всех ратных людей».

Кузьма Минин, портрет
Кузьма Минин
князь Дмитрий Пожарский
князь Дмитрий Пожарский

Первоначально поляки по своему обыкновению проявляли знаменитый польский гонор и отвечали русскому воеводе насмешками: «Отпустил бы ты, Пожарский, своих людей к сохам. Пусть холоп по- прежнему возделывает землю, поп служит в церкви, Кузьмы пусть занимаются своей торговлей — царству тогда лучше будет, нежели теперь при твоем управлении, которое ты направляешь к последней погибели государства…» Но вскоре панам стало не до насмешек.

22 октября ополченцы взяли штурмом Китай- город. В руках поляков остался только Кремль.

Вместе с оккупантами там засели и русские изменники-бояре со своими семьями. Были среди них и 16-летний Михаил Романов с матерью, инокиней Марфой Романовой и дядей, боярином Иваном Никитичем Романовым — вся близкая родня митрополита Филарета. Романовы привели поляков в Кремль, теперь же они были вынуждены разделить с захватчиками все тяготы осады.

Еще в середине октября осажденные сообщили Ходкевичу, что съестные припасы у них иссякли. Следующие три недели они питались крысами, птицами, травой, корнями и даже вареными старинными пергаментами из царской библиотеки — благо, что это была телячья кожа (может быть, поляки съели знаменитую библиотеку Ивана Грозного?). Когда закончились пергамент и крысы, засевшие в Кремле русские и поляки стали выкапывать трупы своих убитых товарищей, а когда закончились трупы — нападать на живых и пожирать друг друга. Для психики такое бесследно пройти не могло. Как писал Конрад Буссов, сидевший в Кремле вместе с поляками, «из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских… Польские солдаты полагали, что если только они будут носить шелковые одежды и пышности ради наденут на себя золото, драгоценные камни и жемчуг, то голод не коснется их. Хотя золото и драгоценные камни имеют замечательные свойства, когда их обрабатывают, но все-таки они не могут насытить голодный желудок».

Валишевский так описывает те ужасные дни в Кремле: «Это — факт, не подлежащий ни малейшему сомнению: очевидец Будзило сообщает о последних днях осады невероятно ужасные подробности, которых не мог выдумать, тем более что во многом повторялось то же, что происходило в этой несчастной стране несколько лет перед тем во время голода. Будзило называет лиц, отмечает числа: лейтенант и гайдук съели каждый по двое из своих сыновей; другой офицер съел свою мать! Сильнейшие пользовались слабыми, а здоровые — больными. Ссорились из-за мертвых, и к порождаемым жестоким безумием раздорам примешивались самые удивительные представления о справедливости. Один солдат жаловался, что люди из другой роты съели его родственника, тогда как по справедливости им должны были питаться он сам с товарищами. Обвиняемые ссылались на права полка на труп однополченца, и полковник не решился круто прекратить эту распрю, опасаясь, как бы проигравшая тяжбу сторона из мести за приговор не съела судью»1.

Осажденные, желая избавиться от лишних ртов, выпустили за ворота боярынь, хотя это и могло плачевно кончиться для женщин, на которых хотели напасть ополченцы — прекрасные московитки прятали под одеждой деньги и драгоценности своих мужей. Пожарский, рискуя жизнью, спас женщин от ополченцев, чем чуть было не вызвал бунт в войске.

25-26 октября осажденные сдались.

Первыми вышли из Кремля духовные лица: митрополит Пафнутий, архиепископ Арсений и кремлевское духовенство. Затем появились бояре, и в их числе Михаил и Иван Романовы и князья Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский. Б.М. Лыков, Ф.И. Шереметев. Почти все — родственники Романовых. У Федора Мстиславского перевязана голова, это был след ранения, которое нанес ему польский солдат, пытавшийся съесть главу Боярской думы в его же собственном кремлевском дворце. Мстиславскому тогда удалось отбиться. «Жаль было смотреть на них, — пишет Н.И. Костомаров. — Они стали толпою на мосту, не решаясь двигаться далее. Казаки подняли страшный шум и крик. «Это изменники! Предатели! — кричали казаки. Их надобно всех перебить, а животы2 их поделить на войско!»

И только через сутки сдались поляки (это время они потратили на то, чтобы укрыть в тайниках царские сокровища, награбленные ими в Кремле). Те из сдавшихся, кто попал в руки к Трубецкому, были истреблены полностью, сдавшимся Пожарскому повезло больше — они частично уцелели, но далеко не все.

Войдя в Кремль, ополченцы ужаснулись. Все церкви были разграблены и загажены, почти все деревянные постройки разобраны на дрова и сожжены. В больших чанах нашли разделанные и засоленные человеческие трупы.

Р.Г. Скрынников писал, что в результате переговоров Пожарского с Мстиславским было достигнуто соглашение и «земские воеводы молчаливо поддержали ложь, будто «литва» держала бояр в неволе во все время осады Москвы»3. Изменники-бояре побыстрее разъехались из Москвы по вотчинам. Михаил Романов с матерью поспешили в Кострому, где устроились в Ипатьевском монастыре, который на протяжении нескольких лет был оплотом тушинцев, а в апреле-сентябре 1609 г. даже выдержал осаду правительственных войск Василия Шуйского. Поэтому в Ипатьевском монастыре, «среди братии, насмерть стоявшей за «царя Димитрия и патриарха Филарета»4, Михаилу Романову и его матери опасаться было нечего.

Еще в ноябре было известно, что «казаки в Москве стоят за избрание на трон кого-нибудь из русских людей, «а примеривают Филаретова сына [Михаила Романова] и воровского калужского [Ивана Дмитриевича]», тогда как старшие бояре стоят за избрание чужеземца»5.

«После московского очищения, — пишет С.Ф. Платонов, — во главе временного правительства почитался казачий начальник боярин князь Трубецкой, главную силу московского гарнизона составляли казаки: очевидна мысль, что казакам может и должно принадлежать и решение вопроса о том, кому вручить московский престол. Стоя на этой мысли, казаки заранее «примеривали» на престол наиболее достойных, по их мнению, лиц. Такими оказались сын бывшего тушинского и калужского царя «Вора», увезенный Заруцким, и сын бывшего тушинского патриарха Филарета Романова»6. В случае избрания и первого, и второго кандидата тушинцы (а большинство казаков были тушинцами) получали гарантию, что их не будут преследовать за многочисленные преступления на русской земле.

инокиня Марфа, жена Филорета (Фёдора) Романова
инокиня Марфа, жена Филорета (Фёдора) Романова

6 декабря 1612 г. состоялось первое заседание Земского собора, который должен был избрать нового царя. Но оно оказалось немноголюдным. Тогда было решено вызвать в Москву «всех бояр и дворян московских, которые живут по городам» — то есть, как раз тех изменников, отсиживавшихся в Кремле вместе с поляками и разбежавшихся после взятия города войсками Второго ополчения. Но наряду с ними вызвали на собор и представителей от других сословий: духовенства, стрельцов, горожан, черносотенных крестьян. Ожидая их, отложили на месяц открытие собора. 7 января 1613 г. Собор, наконец, смог собраться. На нем сразу обозначилось противостояние нескольких партий. Особую активность проявляли Мстиславский и его сторонники. Тогда Минин, Пожарский и Трубецкой провели «референдум» среди москвичей, на котором был задан только один вопрос: пускать ли на собор князя Федора Мстиславского со товарищи? И, опираясь на полученный ответ, изгнали Мстиславского не только с собора, но и из Москвы. После чего Земский собор постановил не звать на трон «ни польского, ни шведского королевичей, ни служилых татарских царевичей, ни других иноземцев».

К концу января осталось два основных кандидата: князь Дмитрий Трубецкой и Михаил Романов. За последнего активно агитировала вся романовская родня7: князь Иван Борисович Черкасский, Борис Салтыков, князь Иван Федорович Троекуров, дворяне Михалковы.

Но главным центром проромановской агитации было подворье Троице-Сергиева монастыря, где находился келарь Авраамий Палицын, имеющий большое влияние на казаков. Он и стал идейным вдохновителем казачьей партии, требующей посадить на престол Михаила: «Организационным центром движения стало московское подворье Троице-Сергиева монастыря, а его деятельным вдохновителем келарь этой обители Авраамий Палицын, лицо весьма влиятельное среди ополченцев и москвичей. Упоминание о происходивших на монастырском подворье совещаниях сохранилось в одном из русских хронографов третьей редакции: «И приходили на подворье Троицкого монастыря к келарю старцу Авраамию Палицыну многие дворяне и дети боярские, и гости многие разных городов, и атаманы, и казаки и открывают ему совет свой и благоизволение, принесоша ж и писание о избрании царском». На них решено было провозгласить царем 16-летнего Михаила Федоровича Романова-Юрьева, сына плененного поляками ростовского митрополита Филарета, тесно связанного в прошлом и с антигодуновской оппозицией, и с «тушинцами»8.

Р.Г. Скрынников считает, что за спиной А. Палицына стояли князь Иван Черкасский, князь Афанасий Лобанов, Константин Михалков, Владимир Вешняков.

7 февраля 1613 года казаки выступили с составленным под редакцией Палицына «наказом» к собору, в котором потребовали избрания Михаила. «Все очевидцы единодушно свидетельствовали, что почин выдвижения Романова взяли на себя выборные от казаков. Феодальные землевладельцы опасались санкций правительства и из осторожности избегали высказываться первыми. Казакам же терять было нечего. Они занимали низшую ступень в иерархии соборных чинов. Но за их спиной стояла большая часть столичного гарнизона, и их мнение власть имущие должны были выслушать волей-неволей. Москвичи четко помнили, что на соборе говорили «паче всех казаки, что быти Михаилу царем»9.

Михаил Романов, царь "млад и не вполне разуме"
Михаил Романов, царь «млад и не вполне разуме»

21 февраля 1613 г. Земский избирательный собор провозгласил царем и великим князем Михаила Федоровича Романова. Все происходило отнюдь не в соответствии с благостным описанием проромановских источников10. Как отметил Р.Г. Скрынников, «три избирательные кампании Романовых закончились поражением. Но каждая новая неудача понемногу приближала их к заветной цели. Москва привыкла к их имени. Шестнадцатилетние усилия принесли плоды с запозданием, когда многим казалось, что звезда Романовых с пленением Филарета навсегда закатилась»11. Плоды эти были сорваны Романовыми вооруженной рукой. И шведская, и польская разведки в один голос доносили своим правительствам: чтобы добиться избрания Михаила, казаки в день избрания напали на дворы князей Пожарского и Трубецкого. Пятьсот вооруженных казаков, сломав двери, ворвались к Крутицкому митрополиту Ионе, исполнявшему в то время обязанности местоблюстителя патриаршего престола, требуя от него согласиться на кандидатуру Михаила. Попавшие в 1614 году в плен к шведам стольник Иван Чепчугов, дворяне Н. Пушкин и Ф. Дуров, которых допрашивали каждого в отдельности и поочередно, сообщили о казацком перевороте в Москве: «Казаки и чернь не отходили от Кремля, пока дума и земские чины в тот же день не присягнули Михаилу Романову». Их показания о казацком мятеже совпали во всех подробностях.

Пожарский и Трубецкой, освободители Москвы от польских интервентов (а Трубецкой еще и конкурент Михаила) сидели в своих московских дворах в казачьей осаде, а Романовы тем временем окончательно забрали инициативу в свои руки и добились того, чтобы члены Земского собора проголосовали за избрание на трон «казацкого» кандидата. Приказные наспех составили крестоцеловальную запись. Члены думы и собора тут же утвердили ее и приняли обязательство верно служить Михаилу, его еще несуществующей царице и гипотетическим детям. Они поклялись, что никогда не передадут трон ни литовским, ни шведским королям либо королевичам, ни боярам «из русских родов», ни, главное, «Маринке» и ее сыну.

В далекой Польше Лев Сапега сообщил Филарету: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы» — то есть те силы, которые поддерживали Тушинского вора.

О происходивших в те дни в Москве событиях говорится также в «Листе земских людей Новгорода Великого к королевичу Карлу Филиппу»: «…Но мы можем признать, что в Московском государстве воры одолели добрых людей; мы также узнали, что в Московском государстве казаки без согласия бояр, воевод и дворян, и лучших людей всех чинов, своим воровством поставили государем Московского государства Михаила Романова».

Это была победа, в первую очередь, тушинцев и тех изменников, которые преданно служили полякам при Семибоярщине. Летописец прямо говорит об этом: «И московских бояр, и всяких чинов людей, которые сидели в Москве в осаде с литовскими людьми и которые были в Литве у Короля и в Тушине, и в Калуге при воре лживом Дмитреи и тех государь всех для своего царского венца пожаловал наипаче свыше первого по их достоинству честию и пожитком…» Тушинцы и коллаборационисты не просто вернулись при Михаиле во власть, они стали занимать самые высшие в государстве должности, вплоть до руководства Посольским приказом — министерством иностранных дел.

Зато патриоты стали не в чести. И первым подвергся остракизму спаситель Отечества князь Дмитрий Пожарский. Для начала его обвинили в том, что он истратил 20 тысяч рублей, «докупаясь государства», то есть, пытаясь стать царем. Быть может, князь-Рюрикович и хотел стать русским государем, во всяком случае, прав на престол у него было несравненно больше, чем у безродного по княжеским меркам Михаила. Умом же, харизмой и военным талантом он превосходил не только 16-летнего мальчишку, но и всех других кандидатов. Видимо, именно поэтому все участвовавшие в соборе партии — Мстиславских, Трубецких, Романовых — объединили свои усилия против него.

Накануне избрания Михаила, 20 февраля 1613 года, Д.М. Пожарский предложил Собору избрать царя из числа претендентов, имеющих царское происхождение, то есть из родственников последнего Рюриковича — Федора Ивановича, сына Ивана Грозного. Впоследствии историки стали трактовать это предложение как поддержку кандидатуры Михаила, который приходился царю Федору Ивановичу двоюродным племянником. Однако представляется более вероятным, что Пожарский имел ввиду именно то, что сказал — на престол должен сесть представитель рода Рюриковичей. Иначе не пришлось бы казакам срочно собирать ночное совещание на Троицком подворье и брать на другой день в осаду двор Пожарского.

За свои заслуги князь Пожарский был награжден боярским саном и земельным наделом. Сначала ему «пожаловали» 2500 четей, потом еще 3500. Всего 6000. Восхищаются певцы Романовых царской щедростью. Еще бы, спаситель Отечества князь Пожарский стал «одним из самых богатых дворян Подмосковья»! А вот князь Трубецкой — тушинец, заговорщик, интриган против Шуйского — был награжден Важской областью, самой богатой землей в России, которой владели до него царский шурин Борис Годунов и царский брат Дмитрий Шуйский. Как написал Н. Коняев, «пожалование Важской области знак, что главным человеком в Москве стал боярин Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, служивший у тушинского вора, а не спаситель Отечества, Дмитрий Михайлович Пожарский. Это знак, что ревизии итогов «приватизации» Смутного времени не будет…»12

В грамоте об избрании царя подпись Пожарского стоит только десятой. Во время миропомазания Михаила на царство царский венец на золотом блюде держал родной дядя царя боярин Иван Романов, сидевший в Кремле вместе с поляками, скипетр — князь Д.Т. Трубецкой, получивший боярский чин от тушинского вора. Державу держал князь Дмитрий Пожарский, единственный из четверых (включая Михаила, присягнувшего Владиславу на кресте и теперь урвавшего с помощью воровских казаков у королевича царство) избежавший греха измены Родине. Он мог спокойно «бросить камень» и в Михаила, и в Ивана Романовых, и в Дмитрия Трубецкого. Мог, но не стал13.

«В самые первые месяцы нового правления освободителю Москвы князю Дмитрию Пожарскому было решительно указано на его место. Дума тогда сделала расчет, который, как говорит В.О. Ключевский, велся просто: «Пожарский родич и ровня кн. Ромодановскому — оба из князей Стародубских, а Ромодановский бывал меньше М. Салтыкова, а М. Салтыков в своем роде меньше Б. Салтыкова — стало быть, кн. Пожарский меньше Б. Салтыкова»… То, что Салтыковы все последние десять лет усердно предавали Россию14, бояре не рассчитывали… Дмитрий Пожарский, когда его «учли» перед Б.М. Салтыковым, возражать не стал, однако царского указа и боярского приговора не послушался. И тогда Салтыков вчинил против него иск о бесчестье, и царь Михаил выдал его головою своему родственнику. Стражники провели Дмитрия Пожарского от царского дворца к крыльцу Б.М. Салтыкова, с которым освободитель Москвы вздумал тягаться»15.

Делегация из Москвы в Ипатьевском монастыре приглашает на царство казацкого царя Михаила Романова
Делегация из Москвы в Ипатьевском монастыре приглашает на царство казацкого царя Михаила Романова

Быть может, в том числе и поэтому в 1615-1617 гг. Пожарского удаляют из Москвы под самыми благовидными предлогами: сначала воевать с отрядами Лисовского, который все еще грабит русскую землю, затем — заниматься очень непопулярной среди населения работой налогового инспектора, собирать «пятую деньгу» (т.е., 1/20 всего имущества) в казну, и, наконец, наместником в Коломну (должность, в которой он служил еще при Шуйском) и воеводой в Калугу, воевать с королевичем Владиславом, который решил что лучше поздно, чем никогда и все-таки направился в Москву занять обещанный престол. Так продолжалось, пока Пожарский не заболел. До конца жизни Романовы используют князя там, где труднее — в администрации, на войне, в дипломатии, но всегда на вторых ролях. Умер спаситель Отечества после 1640 г. Даже точная дата его смерти неизвестна.

За царем в Ипатьевский монастырь отправилась делегация из бояр, архиепископа Феодорита, вездесущего Авраамия Палицына16 и других духовных лиц. 14 марта 1613 года члены посольства встретились с Михаилом, нарекли его на государство и вручили ему царский посох. Впереди было 304 года правления династии Романовых, закончившихся в подвале Ипатьевского дома.

Примичание:

  1. Валишевский К. Смутное время. Воронеж, 1992. С. 350.
  2. Имущество.
  3. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский. М., 1981.
  4. Широкорад А.Б. Бояре Романовы в Великой Смуте.
  5. Там же.
  6. Платонов С.Ф. История Российского государства. Россия в XII — начале XVII вв. 8.S Значение новой династии.
  7. За исключением дяди, Ивана Романова, который, как и вся боярская партия, поддерживал кандидатуру шведского принца Карла Филиппа, и когда казаки выдвинули его племянника Михаила, он ответил им: «Тот есть князь Михайло Федорович еще млад и не в полне разуме». Эти слова дорого ему обошлись: будучи одним из богатейших людей России и занимая самое почетное место при дворе, Иван Никитич был вместе с тем совершенно отстранен от государственных дел.
  8. Волков в.л. освобождение Москвы и воссоздание русской государственности (1612-1618 гг.)
  9. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский. М., 1981.
  10. Вот слова из одной современной православно-патриотической книги, вызывающие даже чувство какой-то неловкости своей откровенной благоглупостью: «При произнесении одного только имени Михаила Федоровича на Великом Земском Соборе — сразу же утихла всякая злоба и зависть, причем враждовавшие между собой земщина и казачество, не сговариваясь друг с другом, избрали это имя, как знамение всеобщего примирения, согласия и любви». В каком нафталине должен жить «историк», написавший такое?!
  11. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский. М., 1981.
  12. Коняев Н. Романовы. Творцы Великой Смуты. М., 2011.
  13. Христос, когда к нему привели грешницу и предложили бросить в нее камень, ответил: «Пусть бросит тот, кто сам без греха». Все разошлись, ибо без греха оказался лишь Господь. Но и Он не стал осуждать блудницу. Пожарский уподобился Христу. Тем более что бросать камни в изменников было уже поздно. Надо было это делать 26 октября, когда они выходили из кремлевских ворот.
  14. Михаил Глебович Салтыков, например, и защитников Троице- Сергиевой лавры уговаривал сдаться Яну Сапеге и Александру Лисовскому, обманывая их, будто война прекратилась, и царь Василий Шуйский уже захвачен Тушинским вором, и на впуске в Кремль поляков настаивал, и патриарха Гермогена терзал за его отказ признать королем Сигизмунда. — Прим. Н. Коняева.
  15. Коняев Н. Романовы. Творцы Великой Смуты. М., 2011.
  16. Видимо, не зря так славословит Авраамия Палицына известный деятель другого Смутного времени — Гавриил Попов, воспевая троицкого келаря как «одного из главных» стратегов и «идеологов» первой Смуты, внедрявшего в России «курс на Запад» для «преодоления кризиса», вызванного «вырождением» Рюриковичей и крахом стратегии Александра Невского с его «курсом на Восток». См. Попов Г. Как Россия выходила из смуты, или Надгробие Авраамия Палицына // Наука и жизнь, № 8, 2003.

источник: «Герои и подлецы смутного времени» В. Манягин

Понравилось! поделись с друзьями:
Пономарь