АВОСЬ, НЕБОСЬ И НИЧЕГО

ЕСТЬ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ СЛОВО, КОТОРОЕ СТОЛЕТИЯМИ ОСТАЕТСЯ ЗАГАДКОЙ. ОДНИ ЕГО ЛЮБЯТ, ДРУГИЕ – СТЕСНЯЮТСЯ, А ТРЕТЬИ ДЕЛАЮТ ВИД, ЧТО ЕГО НЕТ В ИХ СЛОВАРНОМ ЗАПАСЕ. НО ВСЕ СХОДЯТСЯ В ОДНОМ: ЭТО САМОЕ РУССКОЕ СРЕДИ РУССКИХ СЛОВ. ПРИЧЕМ НАСТОЛЬКО, ЧТО ОНО НЕ ПЕРЕВОДИТСЯ НИ НА ОДИН ЯЗЫК. АНАЛОГОВ НЕТ. ЭТО СЛОВО – «АВОСЬ».

АВОСЬ» – СВОЕГО рода родоначальник «маленьких» слов, плотно, но неприметно живущих в русском языке, – считает доктор филологических наук, декан факультета теоретической и прикладной лингвистики Института лингвистики РГГУ Игорь Шаронов. – Эти слова и словосочетания мы и за слова-то не считаем: «вот те раз», «ой», «ох», «то и дело», «надо же», «ого», «не ахти», «ух ты». Тем не менее их слова-сородичи – «было» и «ничего» – целую «былологию» и «ничегологию» в лингвистике образовали. А «авось» и «небось» и вовсе стали стержнем фундаментальных исследований по теоретической и прикладной лингвистике».Шаронов убежден: «маленькие» слова тот самый каркас русского языка, который можно и превычно не замечать, но на ко-тором, как это водится, жизнь родной речи крепится.

ШИФР ЗАГАДКИ (Авось)

Лингвисты давно сошлись во мнении, что «маленькие» слова – это осколки фразеологических схем. Они сложились в результате медленной фрагментации предложений и словосочетаний, но сохранили смысл и значение тех самых выражений, что «ушли» либо в крылатые выражения, либо в филологическое небытие. Например, «вот те раз» – типичный осколок, выражающий крайнее разочарование или недоумение, – корнями уходит в поговорку «Вот те, бабушка, и Юрьев день». Или «вот ведь как» – осколок устоявшейся фразы середины XVIII века, со-хранивший ее смысл без окончания – «…бывает в жизни». Однако есть среди «маленьких» слов такие экземпляры, которые не поддаются устоявшейся науч-ной классификации. «Авось» – одно из них. У людей до сих пор нет понимания «авось» – это хорошо или плохо? Да и лингвисты веками спорят о том, какой частью речи является это слово. Словарь Даля утверждает, что «авось» – это наречие, сложившееся из сочетания первых букв фразы «а вот сейчас». Даль установил, что слово встречается с XVI века. До этого оно состояло даже из трех слов – «а-во-се», что и значило «а вот так», «а вот сейчас». Но «авось» так вжилось в канву русского языка, что сегодня языковеды его относят то к усилительной частице, то к вводному слову, а в некоторых словосочетаниях и выражениях «авось» принимает вид имени существительного: «Авось с небосем водились, да оба в яму свалились». Что касается смысловых нагрузок, тут еще сложнее. С одной стороны, такие пословицы и поговорки, как «русак на авось и взрос», «авось – вся надежда наша», «авось не унывает», «авось – великое слово». С другой – совершенно противоположные по смыслу: «авось – дурак, с головою выдаст», «авосевы города не горожены, авоськины детки не рожены», «кто авось ничает, тот и постничает». В разные эпохи перевешивает разный смысл, но, как правило, он отталкивается от беспечности русского чело-века и его веры в предопределенность свыше.Противоположность и загадочность «авось» отразилась на его толковании писателями, поэта-ми и наукой. «Зачем же так пренебрегать авоськой с небоськой? Нехорошо <…> они очень добрые и теплые русские ребята, способные кинуться, когда надобно, и в огонь, и в воду, а это чего нибудь да стоит в наше практическое время», – считал писатель Николай Лесков. А великий Пушкин и вовсе воспринимал «авось» как национальный речевой па-роль: «Авось, о Шиболет народный, // Тебе б я оду посвятил!» Вслед за ним многие ученые, философы, писатели утверждают, что словом «авось» можно объяснить как загадку русской души, так и парадокс явления России как цивилизации. Кстати, слово «авоська» – плетеная хозяйственная сумка советской эпохи – тоже происходит от старорусского «авося». «Авоська» по-явилась в 30-е годы XX века, а ее пик пришелся на 50–70-е, когда продукты не покупали, а «доставали». Вот и выходил человек из дома с душой и сумкой нараспашку: «Авось-ка что-нибудь куплю». В авоське помещалось все – арбузы, книги, картошка, пустые бутылки, апельсины… В перестроечные годы конца ХХ века, когда из магазинов пропало совсем все, сатирик Михаил Жванецкий переименовал «авоську» в «нихренаську». Скудно, трудно, зато весело и… «авось пронесет». Вот и складывается филологическая «преемственность поколений». Столетиями предки жили, приговаривая: «Авось пронесет». Или: «Небось плохого  не случится!» Потом: «Авось что-нибудь куплю». Теперь современники не боятся называть отели, кафе и рестораны «Авось» и «Небось» в Санкт-Петербурге и Владивостоке, Пскове и Сибири. Вечные слова помогают.

КОМПЛЕКС САЛЬЕРИ

Не так давно студенты дошкольного отделения МГПУ в одном из детских садов Москвы в лицах читали малышам басню Ивана Крылова «Стрекоза и Муравей». После заслуженных аплодисментов они спросили дошколят, кто из героев им понравился. «Стрекоза», – почти единодушно ответили дети. Студенты обомлели. И хотя они смело бросились объяснять, что по замыслу создателей басни (как известно, сюжеты басен совпадали у Эзопа, Жана де Лафонтена и Андрея Ивановича Крылова. – Прим. авт.) в ней обличается лень Стрекозы и прославляется трудолюбие Муравья, дети оторопели и замкнулись. Этот феномен восприятия басен Крылова в разные эпохи отмечали сам автор, поэт Василий Жуковский, психолог Лев Выготский. В книге «Психология искусства» Выготский писал, что детям мораль Муравья «казалась очень черствой и непривлекательной, их сочувствие было на стороне Стрекозы, которая хоть лето, да прожила грациозно и весело». «Басни Крылова – яркий при-мер того, как «маленькие» слова способны вырабатывать тестовый стереотип мышления, – говорит ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН Ирина Левонтина. – Ведь что делает баснописец? Его персонажи – живые человеческие существа в масках животных. А взаимоотношения живых существ не могут быть однозначными, тем более однонаправленными, они не могут сводиться к демонстрации какой-то одной заданной моральной сентенции. Да и язык Крылова, опирающийся на «маленькие» слова – «до того ль», «а, так ты…», «так поди же», «то и дело», – задает па-литру смыслов, уловить которые способен человек, различающий оттенки. Это как с другими «маленькими» словами: «вот те раз», «ух ты», «не ахти», «ничего себе». Попробуй с ходу рассмотри, где там восхищение, где хорошо, где плохо, а где «одним все – другим ничего», или устойчивый комплекс Сальери. Мне представляется, что как раз сила и живучесть «маленьких» слов в том, что, отталкиваясь от устоявшихся стереотипов мышления и речи, они их разбивают многозначностью смыслов и объемностью содержания». Именно этого, с точки зрения Ирины Левонтиной и Игоря Шаронова, нет или почти нет в современных «маленьких» словах. Например, новомодное заимствование «Вау!» однозначно выражает восторг. А вышедшее из употребления «Ахти, матушка» или почти устаревшее «Ой, какой (ая)» означали как восторг, так и потерю контроля. Еще жестче ситуация со словами «ужас», «круто» и «капец».«Когда я слышу «Капец, как круто!», «Да, ужас, но ведь не ужас, ужас!» или «Вообще, капец, обидно», – говорит Игорь Шаронов, – я понимаю, что это тоже «маленькие» слова эпохи, но они ее, думаю, не переживут. Им не дано не только звучания и палитры смыслов. Они линейны, им еще не дано и чувства языка. «Русский язык, он пошире будет», – любил повторять в таких случаях академик Виноградов».

ПЕРСТЕНЬ ИЗ «НИЧЕГО»

Есть в русском языке еще одно загадочное и неприметное слово. С одной стороны, оно ничего не выражает, с другой – им можно выразить всё. Это слово «ничего». Один из рассказов Владимира Гиляровского так и называется – «Ничего». В нем писатель вспоминает свою встречу с чешским публицистом Вацлавом Клофачем. Иностранец искренне восхищался словом «ничего». Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов Клофач отступал вместе с российскими солдатами после боя под Хайченом. Он вспоминал: «Жара 53 градуса, воды ни капли целый день. Солдаты едва передвигают ноги, томясь от жажды под жгучими лучами <…> «Устали?» – спрашиваю <…> «Ничего!» – отвечают они, ласково улыбаясь, и продолжают идти». Клофач был потрясен, когда даже раненый и умирающий боец прошептал: «Ничего».«Да, это великое слово, – пишет Гиляровский, – в нем непоколебимость России, в нем могучая сила русского народа, испытавшего и вынесшего больше, чем всякий другой народ. Только могучему организму всё «ничего», а по сути – нипочем». Чуть иначе о «ничего» писал поэт Петр Вяземский: «Какая по-года сегодня?» – «Ничего». – «Как вам нравится эта книга?» – «Ни-чего». – «Красивая женщина?» – «Ничего». – «Довольны ли вы своим губернатором?» – «Ничего». В этих словах, пожалуй, себя узнает и современник. «Ничего, вытерпим», – говорят и сегодня многие люди, сталкиваясь то с реформами, то с ростом цен, то с кризисами, которые перетекают один в другой. В этом обороте есть какая-то вечная лукавая сдержанность, боязнь проговориться, совершенно русское «себе на уме».«Мы так вжились в это «ничего», – считает старший научный сотрудник Института русско-го языка им. В.В. Виноградова РАН Дмитрий Сичинава, – что уже не важно, какая это часть речи. Даже языковеды не сразу скажут, какая это часть речи: отрицательное местоимение? Наречие? Модальная частица? Не-изменяемое прилагательное? Категория состояния? Споры не утихают. Вот такое многозначное «ничего». Я бы еще рядом с ним поставил «было». Чего только стоит одна фраза у Достоевского: «Тут же умер было, но воскрес». Или у Гончарова: «Обломов хотел было встать, но сел снова». А сколько народных речевых жемчужин на основе «было»? «Построили было, но разрушили», «открыл было рот», «чуть было не забыл», «я подумал было, что ты не придешь»! Полная неразбериха в пунктуации, но сколько силы духа и значений! И в этом смысле и «было», и «ничего», наверное, вместе с «авось» и «небось» заметно влияют на формирование национального характера». Особое отношение к слову «ни-чего» было и у германского канцлера Отто фон Бисмарка. Он даже посвятил ему отдельный рассказ в своих мемуарах. Бисмарк признавался, что пережил личную эволюцию отношения к «ничего» – от непонимания, негодования, смирения до признания и уважения. А все началось прозаично. Как-то раз по пути из Москвы в Санкт-Петербург Бисмарк, бывший тог-да послом Германии в России, нанял случайного ямщика. Рассмотрев как следует лошадей, дипломат усомнился, что они смогут пробежать 600 километров до Санкт-Петербурга. Канцлер указал на это ямщику. «Ничего, ничего», – ответил тот, продолжая возиться с поводьями. И так понесся по разбитой дороге, что Бисмарк перепугался. «Ты меня не вывалишь?» – спросил он ямщика. «Ничего, ничего», – снова ответил тот. Конечно же, сани опрокинулись. Бисмарк упал в снег и до крови изодрал лицо. Поднявшись, он в ярости замахнулся на ямщика тяжелой металлической тростью. Тот даже не пытался увернуться. Пытаясь чистым снегом оттереть кровь с лица посла, он привычно повторял: «Ничего, ничего…»

nichego

В Санкт-Петербурге Бисмарк заказал кольцо из той самой трости и приказал сделать на нем надпись: «Ничего». Канцлер потом не раз признавался, что кольцо «Ничего» не раз утешало его в скверные минуты. Он писал в мемуарах, что говорил себе «ничего», вспоминал того самого ямщика с клячами, и ему становилось легче. «Это «ни-чего», – писал Бисмарк, – помогало понять русских и принять их трудный русский язык». Кстати, именно Бисмарку принадлежит крылатая фраза: «Русские долго запрягают, но быстро едут». Потом, когда Железного канцлера в Европе упрекали за слишком мягкое отношение к Рос-сии, он отвечал: «В Германии только я один говорю «ничего», а в России – весь народ». Не исключено, что благодаря этому «ничего» знаменитый политик нашел шифр к пониманию русского менталитета. Ведь в «ничего», как считали в разные эпохи самые разные, но отнюдь не глупые люди – чех Вацлав Клофач, немец Отто Бисмарк, индиец Джавахарлал Неру, – зашифрована вся сила духа русских. Однако похоже, что у «ничего» в последние десятилетия появился и крепнет лукавый и сильный конкурент. И опять силу многозначного слова, близкого по смыслу и содержанию к «ни-чего», одним из первых заметил и обозначил иностранец. В этот раз, как отмечают лингвисты Института русского языка им. В.В. Виноградова РАН, им оказался швед, первый генеральный директор ИКЕА в России, Леннарт Дальгрен. Вот цитата из его книги «Вопреки абсурду. Как я покорял Рос-сию, а она – меня»: «Нормаль-но» – вне всяких сомнений, одно из самых употребляемых слов русского языка. Все у них нормально. Как дела – нормально. Как здоровье – нормально. О чем ни спросить – все нормально. При этом я не уставал удивляться, есть ли в России хоть что-нибудь, что вписывается в мое понимание нормы». Нормально подметил. Как тут не сказать: «Ничего».

АВТОР ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНЕНКО

Понравилось! поделись с друзьями:
Пономарь